Пропавшая глава - [29]

— Он был хорошим писателем?

Биллингс пожал плечами:

— Трудно сказать. Все зависит от того, кого вы спросите. Мой бывший босс, Хорэс Винсон — вы, должно быть, уже с ним общались, — ценил Чайлдресса выше, чем я. А некоторые наши критики, напротив, оценивали его ниже, чем я. Со своей задачей, я имею в виду продолжение знаменитой серии про сержанта Барнстейбла, он справился, на мой взгляд, недурно. Больше всего я настрадался с его сюжетами — они были вымученными и натянутыми. Однако всякий раз, когда я пытался их улучшить, Чайлдресс устраивал скандал. Порой настоящую истерику закатывал. За десять лет работы редактором я имел дело со многими сложными авторами, но Чарльз переплюнул всех.

— А какие все-таки были главные недостатки в его сюжетах? — полюбопытствовал я.

— Проще было бы спросить, каких недостатков они были лишены, — фыркнул Биллингс. — Не знаю, читаете ли вы детективные романы, но главное в них снабдить каждого из подозреваемых, количество которых обычно колеблется от пяти до семи, достаточно веским мотивом, чтобы совершить убийство или иное преступление. Затем необходимо проследить, чтобы каждому из этих подозреваемых уделялось примерно равное внимание. Ну и, разумеется, разбросать там и сям отвлекающие маневры и ложные следы. Однако самое сложное заключается в том, чтобы не водить читателей за нос, но вместе с тем не позволить им догадаться, кто преступник.

— Что значит «не водить читателей за нос»?

— Это значит, что основные факты, позволяющие вывести преступника на чистую воду, должны упоминаться. В замаскированной форме, конечно, но они должны присутствовать в тексте. Так вот, Чарльз относился к уликам довольно небрежно; те из них, что он вставлял в свои романы, без труда разгадал бы первоклассник. Вдобавок он уделял почти все внимание одному или двоим персонажам, напрочь забывая про остальных, у которых и без того, по его милости, не было причин убивать.

— Я вижу, вам стоило больших усилий уговорить его согласиться на те или иные изменения.

Биллингс потряс головой.

— Больших — это слишком мягко сказано. На самом деле это было практически невозможно, в особенности после выхода в свет его первой барнстейбловской книжки. Причем первые рецензии были, в основном, довольно благожелательные, хотя почти все критики единодушно сходились на тех недостатках, о которых я вам рассказал. Тем не менее Чайлдресс и в дальнейшем наотрез отказался вносить какие-либо изменения в свой текст и дело кончилось тем, что мне пришлось обратиться к Хорэсу. Он пообещал, что поговорит с Чайлдрессом и попробует его убедить, однако ничего не вышло. То есть, он с ним поговорил, но Чайлдресс стоял на своем; этот парень всерьёз верил, что он новый Толстой или, в крайнем случае, Бальзак. Общаться с ним было по-прежнему невозможно, а в его сюжетах по-прежнему оставалось больше проколов, чем лунок на всех полях для гольфа в округе Вестчестер. Стоило мне только заикнуться о каких-либо изменениях, как он взвивался на дыбы. И что же? Второй роман критика восприняла куда прохладнее, причём почти все замечания относились к сюжетным огрехам.

— И после всего этого вы согласились редактировать его третий роман? спросил я.

— Мистер Гудвин, о моем согласии вопрос не стоял, — поправил меня Биллингс. — Как штатный редактор издательства «Монарх» я был обязан выполнять порученную работу. Винсону Чайлдресс нравился, да и распродавались первые две книги вполне неплохо. Поскольку уходить из «Монарха» я не собирался, мне ничего не оставалось, как постараться добросовестно выполнить свой долг.

— И тут появляется третий роман, — подсказал я.

Биллингс попытался сбить ладонью пролетавшую мимо муху, но промахнулся.

— Господи, об этом и вспомнить страшно, — процедил он. — С другой стороны, вам, должно быть, уже все об этом известно. Да, тут уж мы с Чарльзом сцепились насмерть. Он к тому времени рвал и метал: восторженности в рецензиях, на которую он рассчитывал, не было и в помине, да и поклонники сойеровских романов то и дело его клевали. А ведь Чайлдресс и без того особой психической устойчивостью не отличался. Вам известно, что он однажды уже пытался покончить самоубийством?

— Я весь внимание.

— Собственно говоря, я узнал об этом с его слов — думаю, что он надеялся встретить во мне сочувствие. Как бы то ни было, речь шла о том, что несколько лет назад он попытался отравиться газом после того, как в каком-то издательстве отклонили его рукопись.

— Это он сам сказал?

— Да, — кивнул Биллингс, откинувшись на спинку стула и сцепив пальцы на затылке. — Я даже не знал, как на это реагировать. Помню, что мы сидели в моем кабинете — я тогда ещё работал в «Монархе» — и молчали минут пять. Я был потрясен его рассказом. Никогда я не ощущал большей близости к этому парню, чем в те минуты.

— Судя по всему, это чувство сохранялось у вас недолго.

— Да. Чарльз вечно был чем-то недоволен — угодить ему было невозможно. Любые критические замечания он воспринимал в штыки и неоднократно обвинял меня в том, что я стремлюсь заменить его книгу своей. Кончилось тем, что каждое замечание я начал рассматривать через призму того, как отнесётся к нему Чайлдресс. Не лучший способ редактировать рукопись, скажу я вам.