Прометей, том 10 - [85]

[431]. А я стою подле него. Она, как умная женщина, как-то его подправила» (XV, 155). Неоднократно встречался Пушкин с Еленой Павловной и позднее. Так, 26—27 июня 1834 года он сообщал жене: «Когда я представлялся великой княгине, дежурная была не Соллогуб[432], а моя прищипленная кузинка Чичерина, до которой я не охотник, да хоть бы и Соллогуб была в карауле, так уж если влюбляться…»[433].

У нас мало документальных данных, помогающих наиболее полно проследить историю взаимоотношений Пушкина и Елены Павловны. Но ясно одно: дневники Пушкина, его письма, письма Елены Павловны к мужу, мемуары, наконец, дружески вписанный в её альбом автограф «Полководца» неопровержимо свидетельствуют о духовной близости этих двух замечательных людей, о неоднократных их встречах и беседах на самые разнообразные темы: о Пугачёве, об Отечественной войне 1812 года, об Америке, об искусстве и литературе, о проблемах воспитания, о царствовании Екатерины II и о многом другом.

Известно, что Пушкин неоднократно встречался с Еленой Павловной и в последующее годы. В дневнике поэт записал 8 января 1835 года: «Великая княгиня взяла у меня Записки Екатерины II и сходит от них с ума» (XII, 336). Известно, что мемуары Екатерины с её едкими намёками на родословную династии Романовых в это время всячески преследовались Николаем. По его приказу сжигались все копии этих «Записок». О них не знал даже сам наследник — Александр Николаевич до самого вступления на престол в 1855 году. А Елена Павловна всё-таки успела при содействии Пушкина ознакомиться с весьма опасными и злыми записками Екатерины II. 16 февраля 1836 года Пушкин снова был у Елены Павловны. В журнальной книге Михаила Павловичу мы читаем: «18 февраля. Воскресенье… Обеденный стол имела её <высочество> у себя, а его <высочество> кушал у государя. По вечеру были и гости у её высочества, Опочинин и 2 дочери, сочинитель Пушкин, Жуковский, Хитрово».

Встречался Пушкин с Еленой Павловной и в конце 1836 года. 26 декабря 1836 года она сообщала мужу в Лозанну: «Я видаю иногда Вяземского, как и твоих протеже — семью его, и я приглашала два раза Пушкина, беседа которого кажется мне очень занимательной»[434]. О встрече Пушкина и Елены Павловны в узком кругу за несколько дней до дуэли свидетельствует В. И. Анненкова (урождённая Бухарина).

«В последний раз я видела Пушкина за несколько дней до его смерти на маленьком вечере у великой княгини Елены Павловны. Там было человек десять: графиня Разумовская, m-me Мейендорф урождённая Огэр, Пушкин и несколько мужчин.

Разговор был всеобщим, говорили об Америке. И Пушкин сказал: „Мне мешает восхищаться этой страной, которой теперь принято очаровываться, то, что там слишком забывают, что человек жив не единым хлебом“.

Это евангельское изречение в устах Пушкина, казалось, удивило великую княгиню; она улыбнулась, глядя на меня с понимающим видом. Я тоже улыбнулась, и, когда несколько минут спустя Пушкин подошёл ко мне, я сказала ему, смеясь: „Как вы сегодня нравственны!..“[435]. Мемуары В. И. Анненковой отличаются удивительной точностью и достоверностью. Она могла запамятовать какие-либо несущественные детали и факты, но эту последнюю в своей жизни встречу с Пушкиным, перед которым Анненкова буквально благоговела, она не могла забыть и не могла выдумать. Эта встреча могла состояться не только в Михайловском дворце, но и в другом месте, где вообще не велась регистрация посетителей и не было никаких журнальных книг.

В последний раз встретилась Елена Павловна с Пушкиным на балу у М. Г. Разумовской, накануне дуэли, вечером 26 января 1837 года. С. Н. Карамзина сообщает: „Великая княгиня Елена Павловна была тоже на этом балу, она не танцевала, но много беседовала с умными людьми, подобными Баранту, Виельгорскому, Либерману <…> Вечером на балу у гр. Разумовской я видела Пушкина в последний раз; он был спокоен, смеялся, разговаривал, шутил, он несколько судорожно пожал мне руку, но я не обратила внимания на это“[436].

Вечером на балу у М. Г. Разумовской кто-то обратил внимание П. А. Вяземского на необычайную беседу Пушкина и д’Аршиака. „Пойдите, посмотрите, Пушкин о чём-то объясняется с д’Аршиаком, тут что-нибудь недоброе“, — сказали Вяземскому. Вяземский направился в сторону Пушкина и д’Аршиака, но при его приближении разговор прекратился»[437].

А на следующий день наступила роковая развязка. Пушкин стрелялся на дуэли с Дантесом. Случилось непоправимое.

Узнав о тяжёлом ранении поэта, Елена Павловна писала Жуковскому записку за запиской, спрашивая о состоянии умирающего Пушкина[438].

В этих трёх взволнованных и искренних записках выражается весьма серьёзная и глубокая тревога по поводу ранения поэта. А четвёртая записка Елены Павловны к Жуковскому представляет собой некролог. В ней вся невыразимая скорбь в связи с гибелью великого поэта.

В. А. Жуковский в письме к С. Л. Пушкину свидетельствует: «Великая княгиня, очень любившая Пушкина, написала ко мне несколько записок, на которые я отдавал подробный отчёт её высочеству согласно с ходом болезни»[439]. Ответные записки Жуковского к Елене Павловне, к сожалению, до нас не дошли. Д. Д. Благой, комментируя вышеуказанное свидетельство Жуковского, заявляет: «Письмо Жуковского было проникнуто тенденциозным стремлением всячески идеализировать отношения между Пушкиным и царём, придать систематическим преследованиям поэта видимость „отеческого“ о нём попечения. Поэтому и к его словам о „любви“ к Пушкину со стороны Елены Павловны следует отнестись с немалой долей скептицизма»