Прометей, том 10 - [79]
И всё же стихотворение Туманского, на которое отвечал Пушкин, существует. Листок, на котором оно записано, по-видимому, так же как и листок с пушкинским «Зачем безвременную скуку…»[413], хранился у В. П. Зубкова и затем попал в Чертковскую библиотеку, а оттуда в Отдел письменных источников Исторического музея.
Вот это стихотворение:
Феодор Туманский[414].
На этом же листке ниже другим почерком — карандашная запись: «Je ne me souviens pas qui a écrit ces vers de Toumansky»[415]. (Я не помню, кто записал эти стихи Туманского.)
П. В. Анненков узнал об адресате пушкинского стихотворения, вероятно, от приятелей Пушкина (может быть, С. А. Соболевского или П. В. Нащокина), что и позволило ему раскрыть инициалы Ф. Т.
Но вернёмся к ответу Пушкина на стихотворение Туманского. Почему столь решительно отвергает Пушкин образ «черкешенки», предлагаемый ему Туманским для характеристики любимой женщины? Не сыграли ли тут известную роль психологические мотивы, глубокие личные переживания? Современники хорошо помнили романтический образ юной черкешенки, героини «Кавказского пленника». Современники знали и другое — они знали, что «идеалом», или, как мы сказали бы теперь, прототипом, черкешенки была Мария Николаевна Раевская. «Мария <Раевская>, — писал в 1823 году из Одессы В. И. Туманский, — идеал Пушкинской Черкешенки (собственное выражение поэта), дурна собой, но очень привлекательна остротою разговоров и нежностью обращения»[416]. Не трудно заметить, что черкешенка из стихотворения Ф. А. Туманского чем-то похожа на Марию Раевскую в описании В. И. Туманского, сделанном тремя годами ранее. По-видимому, это совпадение случайно, однако оно всё же существует: черкешенка, да ещё наделённая характерными чертами Марии Раевской! И в стихотворении, написанном в конце 1826 года (когда Мария Раевская-Волконская уже собиралась последовать за своим мужем-декабристом в Сибирь, Пушкин сразу же отвергает сравнение С. Ф. Пушкиной с «черкешенкой»), не должен возникнуть образ той, другой «черкешенки», «утаённой любви поэта».
Но дело объясняется, конечно, не только обстоятельствами биографии Пушкина. Великий художник отвергает романтический образ «Черкешенки» Туманского, сотканный из привычных поэтических штампов.
В. С. Лаврентьев
Портрет Мицкевича
В черновой рукописи пушкинского стихотворения «Он между нами жил…» (1834 г.) находится рисунок, изображающий мужской профиль. Рисунок был определён при публикации рукописи как изображение Вольтера[417]. Однако внимательное рассмотрение рисунка и сопоставление с другим иконографическим материалом, в том числе с выразительнейшими пушкинскими портретами Вольтера, позволяют сделать вывод о несостоятельности указанного определения.
Но кто же этот человек, изображённый Пушкиным?
История создания стихотворения «Он между нами жил…» всесторонне исследована в работе М. А. Цявловского «Пушкин и Мицкевич»[418]. Адам Мицкевич и Пушкин в годы 1826—1829 были друзьями:
(III, 942)
Дружба эта была не только значительнейшим фактом биографии обоих великих поэтов, но и важным событием в истории русско-польских отношений.
Образ «вдохновенного Мицкевича», его замечательный дар импровизации поразили Пушкина; были незабываемы и задушевные беседы двух великих славянских поэтов о будущем вечном мире, о временах, когда исчезнет на земле вражда между народами:
(III, 331)
В 1829 году Мицкевич покинул пределы России. Герцен писал о прощании Пушкина и Мицкевича: «Они протянули друг другу руки, как на кладбище. Над их головами грохотала гроза…»[419]
Вспыхнувшее в следующем году восстание в Польше и дальнейшие события ещё более разделили поэтов. Пушкин приветствует победы русских войск и создаёт «Бородинскую годовщину» и «Клеветникам России»; его тревожит возможность интервенции западных держав; ему кажется, будто переживаемые события схожи с грозными событиями 1812 года, когда Россия подверглась нашествию «двунадесяти языков». Мицкевича же разгром польского восстания глубоко потряс. Под влиянием катастрофы 1830—1831 годов он создаёт цикл стихотворений «Петербург». Одно из этих стихотворений — «Русским друзьям» — особенно взволновало и задело Пушкина теми строками, в которых Мицкевич писал:
«…быть может, кто-нибудь из вас, чином, орденом обесславленный, вольную душу продал за царскую ласку и теперь у его порога отбивает поклоны. Быть может, продажным языком славит его торжество и радуется страданиям своих друзей…»[420]
На вызов Мицкевича Пушкин и ответил, стихотворением «Он между нами жил…», которое при жизни русского поэта не публиковалось. Наиболее полемически заострённым местом в черновом тексте стихотворения являются следующие строки:
