Прометей, том 10 - [78]

.

В некоторых воспоминаниях встречаются очень неопределённые глухие намёки на чувство поэта к жене его нового друга — А. Ф. Зубковой[402]. Если оно и было, то очень скоро сменилось внезапно вспыхнувшей любовью к другой сестре — Софье Фёдоровне. «Мерзкой этот Панин, — пишет Пушкин Зубкову 1 декабря 1826 года, — два года влюблён, а свататься собирается на Фоминой неделе — а я вижу раз её в ложе, в другой на бале, а в третий сватаюсь!» (XIII, 311). Чувства его в смятении. Покидая в начале ноября Москву, он пишет с дороги В. Ф. Вяземской: «С<офья> П<ушкина> — мой добрый ангел, но другая — мой демон; это как нельзя более не кстати смущает меня в моих поэтических и любовных размышлениях.

Прощайте, княгиня, — еду похоронить себя среди моих соседей. Молитесь богу за упокой моей души» (XIII, 301, 561). Незадолго до отъезда в деревню, может быть, накануне (уехал 1 или 2 ноября) Пушкин переписал своё стихотворение 1820 года «Зачем безвременную скуку…», теперь в нём — новое чувство, новая тоска перед разлукой[403].

Зачем безвременную скуку

Зловещей думою питать

И неизбежную разлуку

В уныньи робком ожидать?

И так уж близок день страданья!

Один, в тиши пустых полей,

Ты будешь звать воспоминанья

Потерянных тобою дней!

Тогда изгнаньем и могилой,

Несчастный! будешь ты готов

Купить хоть слово девы милой,

Хоть лёгкий , шум её шагов

(II, 144).

Чувство Пушкина сильно и глубоко. Ему мы обязаны шедевром пушкинской эпистолярной лирики, письмом к В. П. Зубкову от 1 декабря 1826 года: «Мне 27 лет, дорогой друг. Пора жить, то есть познать счастье. Ты говоришь мне, что оно не может быть вечным: хороша новость! Не личное моё счастье заботит меня, могу ли я возле неё <С. Ф. Пушкиной > не быть счастливейшим из людей, — но я содрогаюсь при мысли о судьбе, которая, быть может, её ожидает, — содрогаюсь при мысли, что не смогу сделать её столь счастливой, как мне хотелось бы. Жизнь моя, доселе такая кочующая, такая бурная, характер мой — неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно — вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья. — Следует ли мне связать с судьбой столь печальной, с таким несчастным характером — судьбу создания столь нежного, столь прекрасного?»[404] (XIII, 311, 562). Как свидетельствуют близкие друзья поэта — П. В. Нащокин, К. К. Данзас, Софье Пушкиной было посвящено стихотворение «Нет, не черкешенка она…»[405].

Сватовство Пушкина оказалось неудачным. В конце 1826 года или начале 1827 года Софья Фёдоровна вышла замуж за В. А. Панина. В апреле 1827 года Пушкин просил М. П. Погодина, издававшего тогда журнал «Московский вестник», не печатать в его журнале «Черкешенку»: «…вы больно огорчите меня, если её напечатаете» (XIII, 328). Пушкин мог говорить здесь, конечно, только о стихотворении «Ответ Ф. Т ***», ибо ни в каком другом его произведении этого времени нет образа «черкешенки». По-видимому, ещё живы и мучительны были для поэта воспоминания о том эпизоде его жизни, который вызвал стихотворение, ещё не умерло его чувство, и он, конечно, не хотел, чтобы Софья Пушкина (теперь уже Панина) видела в печати стихи, ей посвящённые и, наверное, ей известные.

Но кому же отвечает в своём стихотворении Пушкин? Кто был «Ф. Т. ***», назвавший любимую им женщину черкешенкой?

Сохранившийся автограф стихотворения «Нет, не черкешенка она…» ничего не разъясняет: имя того, кому стихотворение адресовано, там ещё более зашифровано: «Ответ X + У».

Впервые инициалы Ф. Т. раскрыл П. В. Анненков в 1857 году: «Ответ Фёдору Туманскому»[406]. Уже давно известны факты, подкрепляющие утверждение Анненкова: с поэтом Фёдором Антоновичем Туманским Пушкин познакомился, вероятно, осенью 1826 года в Москве, т. е. именно тогда, когда было написано стихотворение «Ответ Ф. Т ***». Ранее Ф. Туманский встречался с братом Пушкина, своим сослуживцем по департаменту духовных дел, и был вхож в петербургский кружок Дельвига[407]. Жена Дельвига, Софья Михайловна, писала подруге 16 ноября 1825 года из Петербурга: «Один из наиболее приятных вечеров, которые я провела, был вечер у нас на прошлой неделе: у нас целый вечер были г. Плетнёв, <Л. С.> Пушкин и <Ф. А.> Туманский»[408]. Двоюродного брата Фёдора Туманского — тоже поэта — Василия Ивановича Туманского Пушкин знал ещё в годы южной ссылки: В. И. Туманский служил в 1823—1824 годах в канцелярии М. С. Воронцова в Одессе. Но при всём том пушкинисты сомневались в верности анненковской расшифровки «Ф. Т.» «Вопрос о том, почему под Ф. Т. заглавия стихотворения нужно разуметь Ф. А. Туманского, остаётся открытым, — писал в 1925 году М. А. Цявловский, — так как у Туманского нет такого стихотворения, на которое стихотворение Пушкина могло бы быть ответом»[409].

Действительно, среди опубликованных стихотворений Ф. А. Туманского такого стихотворения нет. Да и вообще он, по-видимому, не считая себя (и вполне справедливо!) сколько-нибудь значительным поэтом, сочинял, а тем более печатал очень мало[410]. Как сообщал в своих рукописных заметках знавший Ф. Туманского Н. В. Путята, «Туманский был так же молчалив, как и его муза»[411].

Сомнение М. А. Цявловского углубил Ю. Г. Оксман, прочитавший «Ф. Т.» в заголовке пушкинского стихотворения как «Фёдор Толстой»-Американец