Прометей, том 10 - [180]

Шрифт
Интервал

Он виден — плут, казак прямой!
В передовом твоём отряде
Урядник был бы он лихой
(III, 415).

Граф Толстой, по всей вероятности Фёдор Иванович, по прозвищу Американец, дуэлянт, картёжник («на руку нечист», по выражению Грибоедова), путешественник, авантюрист, одарённая натура, незаурядный человек,

Которого душа есть пламень,
А ум — холодный эгоист;
Под бурей рока — твёрдый камень!
В волненьях страсти — лёгкий лист![853]

Последние две строки восхитили Пушкина. Он хотел взять их эпиграфом к «Кавказскому пленнику». Но это были строки из послания Вяземского к Ф. И. Толстому, с которым Пушкин в 1820 году заочно рассорился из-за сплетни, пущенной им про поэта. Однако с тех пор прошло одиннадцать лет, они успели помириться и охотно встречались в обществе.

И вот за обеденным столом собрались чета Вяземских (Веру Фёдоровну А. И. Тургенев не упомянул, так как она хозяйка дома и её присутствие оговаривать не было необходимости), Пушкин, Денис Давыдов, Александр Иванович, Е. П. Потёмкина, А. В. Голицына и другие. Обедали, беседовали. О чём? Дневник молчит. Поскупился Александр Иванович, ни единым словом не обмолвился о разговоре за столом.

15 декабря Пушкин звал А. И. Тургенева на цыган, но он не поехал. На следующий день Пушкин писал жене: «Вчера Нащокин задал нам цыганский вечер; я так от этого отвык, что от крику гостей и пенья цыганок до сих пор голова болит» (XIV, 249).

«18 декабря… Заезжал к Пушк<ину> и разбирал библиотеку.

Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал,
И плети рабства ненавидя,
Предвидя в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.

Поэт угадал: одну мысль брат имел: одно и видел, но и поэт увеличил: где видел брат эту толпу? пять, шесть — и только!»

«24 декабря. Проводил П<ушкина>, слышал из 9-й песни Онегина и заключение: прелестно».

А. И. Тургенев смог сообщить эти крамольные строки Пушкина своему брату лишь по выезде за границу; 11 августа 1832 года он писал из Мюнхена в Париж: «Александр Пушкин не мог издать одной части своего Онегина, где он описывает путешествие его по России и упоминает, между прочим, и о тебе. <…> В этой части у него есть прелестные характеристики русских и России, но она останется надолго под спудом. Он читал мне в Москве только отрывки»[854].

Сведения о творческой истории последних глав «Евгения Онегина» крайне скудны. Каждый новый документ на вес золота; поэтому дневниковые записи А. И. Тургенева представляют первостепенный интерес.

По цензурным соображениям, Пушкин исключил для печати восьмую главу «Евгения Онегина»; девятая стала восьмой. В кругу же друзей он читал последние главы в первоначальной последовательности; для него «Евгений Онегин» продолжал состоять из девяти глав.

Однако свидетельство А. И. Тургенева, в свою очередь, вызывает вопросы. Что он именует заключением романа? Десятую сожжённую главу? Но из его письма к брату видно, что декабристские строфы входили в «Путешествие Онегина», то есть в бывшую восьмую главу. Налицо противоречие; объяснить его можно только тем, что впоследствии Пушкин решил перенести политические строфы «Путешествия Онегина» в декабристскую хронику десятой главы. Это предположение подтверждается и бумагами Пушкина: одна из первых строф «Путешествия» («Наскуча щеголять Мельмотом») в рукописи зачёркнута, и сбоку приписано: «в X песнь».

Стихи Пушкина о брате вызвали возражения А. И. Тургенева. Где увидел поэт «толпу дворян, освободителей крестьян», недоумевал Александр Иванович; ведь их было «пять, шесть — и только». Это прямая полемика с формулировкой Пушкина: А. И. Тургенев считал, что поэт преувеличил размах декабристского движения.

Сообщая стихи брату в Париж, Александр Иванович против строки «Хромой Тургенев им внимал» приписал: «т. е. заговорщикам; я сказал ему, что ты и не внимал им и не знавал их». Александр Иванович был искренне уверен, что его брат, уехавший за границу в 1824 году, юридически не ответствен за выступление декабристов на Сенатской площади.

С неудовольствием прочёл Николай Тургенев стихи Пушкина о себе; по его мнению, поэт поступил неосмотрительно, включив в роман строфы о декабристах: «Если те, кои были несчастливее меня и погибли, не имели лучших прав на сивилизацию, нежели Пушкин, то они приобрели иные права пожертвованиями и страданиями, кои и их ставят выше суждений их соотечественников»[855]. Декабрист Н. И. Тургенев считал Пушкина некомпетентным вершить суд истории.

Н. И. Тургенев ошибся. Он недооценил гигантского возмужания Пушкина за время их разлуки. Даже в том виде, в каком до нас дошли декабристские строфы романа, они изобличают глубокий и верный взгляд на подвижников 14 декабря, на значение их мужественного подвига для исторических судеб России. Поэт, считавший декабристов своими братьями, друзьями и товарищами, воздвиг им бессмертный памятник и в послании «Во глубине сибирских руд», и в декабристских строфах романа в стихах.

Чтением «Евгения Онегина» закончились московские встречи 1831 года А. И. Тургенева с Пушкиным. Их беседы возобновились весной 1832 года, когда А. И. Тургенев проездом за границу три месяца пробыл в столице.


Рекомендуем почитать
Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.


Моя малая родина

«МОЯ МАЛАЯ РОДИНА» – очередная книга талантливого писателя Валерия Балясникова. Она представляет собой сборник интересных автобиографичных рассказов, в которых автор делится интересными и реальными событиями из своей жизни, исследованием собственных «корней» и родословной, историями о любви, дружбе, душевными переживаниями о происходящем в нашей стране (к которой, конечно же, автор испытывает самые тёплые чувства), а также впечатлениями о поездках за рубеж. Книга написана очень хорошим литературным языком и будет интересна широкому кругу читателей.


Тайна смерти Рудольфа Гесса

Рудольф Гесс — один из самых таинственных иерархов нацистского рейха. Тайной окутана не только его жизнь, но и обстоятельства его смерти в Межсоюзной тюрьме Шпандау в 1987 году. До сих пор не смолкают споры о том, покончил ли он с собой или был убит агентами спецслужб. Автор книги — советский надзиратель тюрьмы Шпандау — провел собственное детальное историческое расследование и пришел к неожиданным выводам, проливающим свет на истинные обстоятельства смерти «заместителя фюрера».


Октябрьские дни в Сокольническом районе

В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.


Тоска небывалой весны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.