Прометей, том 10 - [169]
Кажется, в русском образованном обществе никто не остался равнодушен к речи Александра, хотя чувства возникали самые противоположные[815]. Н. М. Карамзин находил, что «Варшавские новости сильно действуют на умы молодые», которые «спят и видят конституцию», и что в России многие поняли речь царя как приближающееся освобождение крестьян (так как при крепостничестве невозможен созыв действительно народных представителей).
Самые разные читатели — от консерваторов до завтрашних декабристов — нашли в речи Александра немало оскорбительного для русского самолюбия (Польша — «дозрела», Россия — нет!).
Большую тревогу дворянства вызвало предположение, о том, что восстановление Польши будет означать возвращение ей территорий в границах 1772 года[816].
Как известно, Карамзин в 1819 году вручил Александру I протест против чрезмерных «авансов» как Польше, так и русскому либерализму. Зато «у беспокойного Никиты, у осторожного Ильи» резко витииствовали об Аракчееве, военных поселениях, Магницком и обещания Александра будущей России воспринимались иронически.
Пушкинский «Ноэль» был одним из насмешливых откликов на речь «царя-отца», который «рассказывает сказки». Е. И. Якушкин — очевидно, вслед за П. В. Анненковым — видел «Ноэль» в «Сборнике» Алексеева (может быть, на одном из пропавших листов?).
Речь царя и споры вокруг неё — конечно, всё это было важным петербургским воспоминанием Пушкина. Ещё в столице и позже, в Кишинёве, он многократно отвечал себе и другим, в стихах и прозе, на царские слова о пользе конституции для просвещённых народов. Отзвуки хорошо слышны в «Исторических замечаниях»: Пушкин пишет о «политической нашей свободе», которая «неразлучна с освобождением крестьян», но ведь об этом-то говорили, прочитав Варшавскую речь Александра, — этим был недоволен Карамзин. Кажутся вынесенными с одной из сходок «Зелёной лампы» слова о том, что «желание лучшего соединяет все состояния противу общего зла, и твёрдое, мирное единодушие может скоро поставить нас наряду с просвещёнными народами Европы». Это последовательный логический вывод из царской речи: если Россия ещё не догнала просвещённые народы (Польшу и других), то это потому, что у «просвещённых народов» (в частности, и у Польши) крепостного рабства уже нет, а в России есть. Значит, надо всем объединиться, не только мирно, но твёрдо.
Александр I расплывчато изъяснялся о времени, когда «дозреет» Россия. Долго ли дозревать? Пушкин отвечает, и не раз: если отменить рабство, то «скоро».
После 8-го листа в «Сборнике» Алексеева, как говорилось, отсутствует по меньшей мере один лист. Затем на последних страницах (листы 9—10) — очень интересный документ на французском языке, озаглавленный «Du successeur d’Alexandre» — «О преемнике Александра». Первая же фраза «Alexandre n’est plus» (Александра больше нет) показывает, что текст мог быть внесён Алексеевым в тетрадку не раньше чем через полтора года после расставания с Пушкиным. Подробный разбор этого сочинения явится предметом отдельного исследования. Это, несомненно, противоправительственная, продекабристская работа (возможно, впрочем, написанная каким-то иностранцем).
Здесь же отметим только одно обстоятельство: в сборнике, кроме пушкинских «Исторических замечаний» и статьи «Du successeur…», все прочие документы исходят из вражеского стана (Магницкий, Александр I, деятели Священного союза); однако открывают и завершают тетрадь сочинения противоправительственные.
Перелистывая алексеевский «сборник», мы будто слышим звуки давно умолкнувших речей, раздававшихся в маленькой «глиняной избушке», или на обедах Инзова, или между картами у Липранди, в философских и литературных спорах у Орлова, среди стихов — у Владимира Раевского; в разговоре с Пестелем «метафизическом, политическом, нравственном…».
Исключая последний документ, все шесть предыдущих датируются временем от 1812-го до 1822-го, поскольку же «Исторические замечания» 1822-го стоят на первом месте, значит, все прочие тексты были списаны Алексеевым тогда же или немного позже (разумеется, после 1825 года Лайбахская декларация, речь и письма Александра потеряли интерес). Весь «Сборник», таким образом, посвящён истории царствования Александра I, и — случайно или нет? — пушкинские «Замечания» составляют к остальным документам род исторического введения, пролога, а заключительная статья — эпилог, где о царствовании и политической системе Александра говорится уже в прошедшем времени. Кроме речи Александра I и декларации Священного союза, ни один из документов не мог быть взят Алексеевым из печати.
О происхождении сборника можно только гадать, к чему и приступим.
Одна версия: когда Пушкин поселился вместе с Алексеевым, «друг-соперник» решил пополнить своё политическое образование и переписал у Пушкина «Исторические замечания», затем у Пушкина же или других приятелей заимствовал следующие пять документов. Не исключено, что письма и речь Александра, «Мнение» Магницкого и Лайбахская декларация были в бумагах Пушкина, потому что «Исторические замечания» во многом «отталкиваются» от текстов, следующих за ними.
Находясь в вынужденном изгнании, писатель В.П. Аксенов более десяти лет, с 1980 по 1991 год, сотрудничал с радиостанцией «Свобода». Десять лет он «клеветал» на Советскую власть, точно и нелицеприятно размышляя о самых разных явлениях нашей жизни. За эти десять лет скопилось немало очерков, которые, собранные под одной обложкой, составили острый и своеобразный портрет умершей эпохи.
Воспоминания Владимира Борисовича Лопухина, камергера Высочайшего двора, представителя известной аристократической фамилии, служившего в конце XIX — начале XX в. в Министерствах иностранных дел и финансов, в Государственной канцелярии и контроле, несут на себе печать его происхождения и карьеры, будучи ценнейшим, а подчас — и единственным, источником по истории рода Лопухиных, родственных ему родов, перечисленных ведомств и петербургского чиновничества, причем не только до, но и после 1917 г. Написанные отменным литературным языком, воспоминания В.Б.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.
Рудольф Гесс — один из самых таинственных иерархов нацистского рейха. Тайной окутана не только его жизнь, но и обстоятельства его смерти в Межсоюзной тюрьме Шпандау в 1987 году. До сих пор не смолкают споры о том, покончил ли он с собой или был убит агентами спецслужб. Автор книги — советский надзиратель тюрьмы Шпандау — провел собственное детальное историческое расследование и пришел к неожиданным выводам, проливающим свет на истинные обстоятельства смерти «заместителя фюрера».
В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.