Прометей, том 10 - [165]
Другое отличие: после слов «Пётр I… презирал человечество, может быть, более, чем Наполеон» в беловом автографе Пушкина сначала следовало: «История представляет около его всеобщее рабство. Указ, разорванный кн. Долгоруким, и письмо с берегов Прута приносят великую честь необыкновенной душе самовластного государя; впрочем, все состояния, основанные без разбора, были равны пред его дубинкою. Всё дрожало, всё безмолвно повиновалось».
Позже Пушкин, очевидно, нашёл, что эти рассуждения отвлекают читателя, разрывая последовательное изложение главных мыслей о российском деспотизме. Тогда он перечеркнул эти строки и написал на полях Note, то есть «примечание». В соответствии с волей Пушкина, только что приведённый отрывок ныне помещают в примечаниях к словам «Пётр I… презирал человечество, может быть, более, чем Наполеон». Однако волнистая линия, которой Пушкин эти строки «разжаловал» из основного текста в примечание, лишь слегка задела последние слова — «Всё дрожало, всё безмолвно повиновалось».
Алексеев, копируя рукопись, в этом тексте ошибся дважды: не понял пушкинского «Note», заключив, что перечёркнутые строки вообще исключаются из текста, и, кроме того, не отнёс пушкинского зачёркивания к словам «Всё дрожало…». Поэтому в тетради Алексеева после слов о Петре I и Наполеоне следует сразу: «Всё дрожало, всё безмолвно повиновалось»[798].
Как видно, оба приведённых примера, особенно второй, подтверждают, что Алексеев снимал копию именно с сохранившегося пушкинского беловика. В Пушкинском доме оба текста можно положить сегодня рядом, точно так же как некогда они лежали на столе в комнатке Алексеева. Как видно, не только полное сходство двух рукописей, но даже и различие их, показывает, как точно и опрятно стремился Алексеев переписать сочинённое его ближайшим другом. Эта точность заставляет нас с особенным интересом обратиться к некоторым другим различиям двух текстов.
Заглавие. У Пушкина — ничего, кроме «№ 1». У Алексеева ясно написано то название, которое тридцать лет спустя заимствует из его сборника П. В. Анненков, а за ним — Е. И. Якушкин и другие пушкинисты: «Некоторые исторические замечания».
Не мог Алексеев вдруг сам придумать такой заголовок. Не в его это было характере, да и Пушкин находился рядом, в той же комнате… И не стал бы Николай Степанович предлагать Анненкову им. сочинённое название.
Заглавие, несомненно, пушкинского происхождения. Быть может, рукопись имела отдельное заглавие «на титульном листе», и тогда возможны разные объяснения пушкинского «№ 1»:
1. Множественное число, употребляемое в заглавии — «Некоторые… замечания», — требует нескольких, многих замечаний. «№ 1» — первая группа «замечаний», затем должны идти «№ 2» и т. д. Однако заметим, что Алексеев, воспроизводя пушкинскую рукопись, не списал «№ 1» (когда он копировал, цифры, наверное, ещё не было).
2. У Пушкина мог быть листок со списком разных заглавий. Под № 1 стояло: «Некоторые исторические замечания», Алексеев же просто расшифровал пушкинскую нумерацию.
Позже будут предложены и другие объяснения…
Так или иначе, но название «Некоторые исторические замечания» — самое достоверное и должно заменить принятое в изданиях редакторское — «Заметки по русской истории XVIII века».
Заметим, что утверждение весьма обыкновенного, безликого названия заставляет задуматься о его происхождении: естественно было бы видеть такой заголовок у введения или одной из глав в книге, уже имеющей более выразительное имя.
Возможно, тут была какая-то нам пока непонятная связь с другими пушкинскими замыслами: раздел под таким заголовком мог быть уместен именно в начале какого-то большого сочинения, в основном посвящённого «сегодняшним обстоятельствам» (для объяснения которых требуются, однако, «некоторые исторические замечания»).
Различия двух рукописей не ограничиваются одним заголовком.
Пушкин продолжал работать над текстом в том направлении, которое ясно определилось уже в черновике. Он совсем изымает из текста или переносит в примечания всё, что вредит краткости, ясности, стройности изложения; что угрожает рассыпать важную мысль в подробностях.
Некоторые примечания попали в копию, снятую Алексеевым, другие были внесены Пушкиным: позже (может быть, по совету Николая Степановича?)[799].
Примечание I о безграмотной Екатерине, кровавом Бироне и сладострастной Елисавете появилось рано, и Алексеев его воспроизвёл.
О Примечании, помеченном у Пушкина не цифрой, а надписью на полях «Note», уже говорилось.
Цифрой «2» Пушкин сопровождает слова о «блестящих, хоть и бесплодных победах в северной Турции». Этого примечания у Алексеева нет. Значит, оно написано уже после того, как Алексеев снял копию (возможно, в ответ на недоуменный вопрос — почему блестящие екатерининские победы названы «бесплодными» ?).
Впрочем, это примечание намечено уже в черновике, и, может быть, Пушкин просто внёс его в текст позже?
Не исключено, конечно, что Алексеев почему-то не пожелал или забыл внести это примечание в свою копию. Однако точность и аккуратность Алексеева, кажется, опровергают такую возможность; никогда бы не опустил Николай Степанович и колоритное примечание, помеченное Пушкиным как «3-е» (по существу — 4-е) «о славной расписке Потёмкина, хранимой доныне в одном из присутственных мест государства». Возможно, это примечание явилось в ответ на вопрос читателей (Алексеева?) — «Что за расписка?».
Находясь в вынужденном изгнании, писатель В.П. Аксенов более десяти лет, с 1980 по 1991 год, сотрудничал с радиостанцией «Свобода». Десять лет он «клеветал» на Советскую власть, точно и нелицеприятно размышляя о самых разных явлениях нашей жизни. За эти десять лет скопилось немало очерков, которые, собранные под одной обложкой, составили острый и своеобразный портрет умершей эпохи.
Воспоминания Владимира Борисовича Лопухина, камергера Высочайшего двора, представителя известной аристократической фамилии, служившего в конце XIX — начале XX в. в Министерствах иностранных дел и финансов, в Государственной канцелярии и контроле, несут на себе печать его происхождения и карьеры, будучи ценнейшим, а подчас — и единственным, источником по истории рода Лопухиных, родственных ему родов, перечисленных ведомств и петербургского чиновничества, причем не только до, но и после 1917 г. Написанные отменным литературным языком, воспоминания В.Б.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.
Рудольф Гесс — один из самых таинственных иерархов нацистского рейха. Тайной окутана не только его жизнь, но и обстоятельства его смерти в Межсоюзной тюрьме Шпандау в 1987 году. До сих пор не смолкают споры о том, покончил ли он с собой или был убит агентами спецслужб. Автор книги — советский надзиратель тюрьмы Шпандау — провел собственное детальное историческое расследование и пришел к неожиданным выводам, проливающим свет на истинные обстоятельства смерти «заместителя фюрера».
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.