Прометей, том 10 - [114]

«Право, надобно нам начать журнал, да какой?.. В 3 месяца книжку, нет книжищу выдадим с помощью божией и Лизы голенькой. Кстати, Лиза написала было мне письмо вроде духовной: верьте нежности той, которая будет вас любить и за гробом[553] и проч., да и замолкла; я спокойно себе думаю, что она умерла. Что же узнаю? Элиза влюбилась в вояжера Mornay да с ним кокетничает! Каково? О женщина, женщина! созданье слабое и обманчивое…» (14 августа 1831 г. — XIV, 208 и 434.)

Ещё одна цитата о Хитрово — из письма Пушкина к жене, 8 октября 1833 года: «Да кланяйся и всем моим прелестям: Хитровой первой. Как она перенесла моё отсутствие? Надеюсь, с твёрдостью, достойной дочери князя Кутузова?» (XV, 86.)

Опять, как видим, ирония!..

Всего писем Пушкина к Хитрово сохранилось двадцать шесть, столько, конечно, и было, она бережно хранила все, даже и те, в которых прорывается его раздражение против неё. Не уцелело или не обнаружено лишь одно. Об этом ниже.

Писем же Хитрово к Пушкину до сих пор было известно всего шесть.

Огромного количества её писем не сохранилось, мы знаем о них из ответов Пушкина.

К тому же, рассказывали, что он будто бы, «смеясь, бросал в огонь, не читая, её ежедневные записки». Так утверждал Н. М. Смирнов, который мог слышать что-то подобное от жены своей, Александры Осиповны, рождённой Россет, с которой Пушкин был достаточно откровенен, или, может быть, от Вяземского. Теперь к письмам Е. М. Хитрово, адресованным Пушкину, добавляются два новых письма — одно от 14 августа 1830 года и другое, к которому мы и обращаемся.

Напомним прежде всего текст воспоминаний графа В. А. Соллогуба, будущего писателя, а тогда двадцатилетнего молодого человека. У него с Пушкиным едва не дошло до дуэли в феврале 1836 года, когда, раздражённый мелкими и крупными неприятностями, Пушкин чуть ли не три дня подряд рвался стреляться по любому поводу: двоих он вызвал (Хлюстина и Соллогуба), третьему дал понять, что он готов к защите своей чести (Репнину). Со всеми ними отношения, впрочем, вскоре возобновились.

Вот страницы воспоминаний Соллогуба, предваряющие описание гибели Пушкина:

«Я жил тогда на Большой Морской, у тётки моей Васильчиковой[554]. В первых числах ноября (1836 г.) она велела однажды утром меня позвать к себе и сказала: „Представь себе, какая странность! Я получила сегодня пакет на моё имя, распечатала и нашла в нём другое, запечатанное письмо с надписью: „Александру Сергеевичу Пушкину“. Что мне с этим делать?“

Говоря так, она вручила мне письмо, на котором было действительно написано кривым лакейским почерком: „Александру Сергеичу Пушкину“. Мне тотчас же пришло в голову, что в этом письме что-нибудь написано о моей прежней личной истории с Пушкиным, что, следовательно, уничтожить я его не должен, а распечатать не вправе. Затем я отправился к Пушкину и, не подозревая нисколько содержания приносимого мною гнусного пасквиля, передал его Пушкину. Пушкин сидел в своём кабинете. Распечатал конверт и тотчас сказал мне:

— Я уж знаю, что такое; я такое письмо получил сегодня же от Елис. Михайловны Хитровой: это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, что безыменным письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на моё платье, так это дело моего камердинера вычистить платье, а не моё. Жена моя — ангел, никакое подозрение коснуться её не может. Послушайте, что я по сему предмету пишу г-же Хитровой.

Тут он прочитал мне письмо, вполне сообразное с его словами. В сочинении присланного ему всем известного диплома он подозревал одну даму, которую мне и назвал. Тут он говорил спокойно, с большим достоинством и, казалось, хотел оставить всё дело без внимания. Только две недели спустя узнал я, что в этот же день он послал вызов кавалергардскому поручику Дантесу, усыновлённому, как известно, голландским посланником бароном Геккерном»[555].

Письмо к Елизавете Михайловне Хитрово, написанное Пушкиным в ответ на пересланный ему анонимный диплом рогоносца, до нас не дошло. Текст его неизвестен.

Письмо же Е. М. Хитрово к Пушкину, обнаруженное ныне в архиве Вяземского, со всей очевидностью является ответом на письмо Пушкина, о котором рассказывает Соллогуб. Оно начинается с возражения «нет».

Письмо заклеено облаткой. Адрес, как и текст, на французском языке: Alexandre Pouchkine. Письмо должен был вручить Пушкину кто-то из знакомых, вероятно, тот же, кто привёз его письмо Елизавете Михайловне.

«Non, топ cher ami, c’est bien une Infamie pour moi — je vous assure, que j’en suis toute en pleurs — j’ai cru faire assez de bien dans ce monde pour п’être point mélée dans d’aussi horribles calomnies! — Je vous demande à genoux de ne parler à qui que cela soit de ce sot événement —

Je suis toute étonnée d’avoir un ennemi aussi méchant — quand à votre femme cher Poushkin, c’est un ange et on ne l’a attaqué, que pour se servir de ma voix et me blesser jusqu’au coeur!

Elise H

Alexandre Pouchkin»[556].

«Нет, дорогой друг мой, для меня это настоящий позор — уверяю вас, что я вся в слезах — мне казалось, что я достаточно сделала добра в жизни, чтобы не быть впутанной в столь ужасную