Проклятое созвездие - [144]

— Я нахожусь у тебя в офисе. Тебя здесь нет. Где ты? — Голос у нее был подозрительным.

— Дорогая, я лечу на телевидение. Ты же знаешь, сегодня «круглый стол»…

— На чем ты летишь?

— На флаере. Я как раз пролетаю над площадью Независимости….

— Не ври мне! Твой флаер на стоянке. Я сама видела.

— Я лечу на флаере своего друга. — Боб нервно передернул плечами.

— А где твой друг? Позови его к телефону!

По спине Боба Даркмана побежала холодная струйка пота. Что это за странное желание поговорить с другом мужа, к тому же мертвым? Раньше его супруга никогда не выказывала таких желаний.

«А может, она уже все знает?! — вдруг ужаснулся Даркман. — Про Фаризетти, про Адольфа и мое участие в убийстве! Откуда?! — От страшного предположения у Даркмана побледнело лицо. — Если про это знает моя жена, то про это знает уже весь Плобитаун».

— Почему ты его не зовешь? — прервала затянувшееся молчание супруга, в ее голосе отчетливо слышались подозрительные нотки.

— Его нет, — выдавил из себя Боб.

— Неправда! — вспылила на другом конце супруга. — У тебя там женщина!

— Какая женщина? — не понял Даркман, лихорадочно вспоминая, какого пола синтетойды — мужского или женского.

— Ты изменяешь мне, Боб! И это после стольких лет семейной жизни! Подумай о наших детях, Боб! — В трубке послышались рыдания.

— О чем ты говоришь, дорогая? Кто тебе изменяет?

— Ты!

— Откуда ты это взяла?!

— Об этом написано во всех газетах! — выкрикнула жена. — Моника Фабл — твоя любовница! Ты подарил ей жемчужное колье за полтора миллиона! Вместо того чтобы потратить эти деньги на семью! — Супруга опять зарыдала.

— Я?! За полтора миллиона?! — Даркман даже опешил от такой откровенной лжи. — Очнись, дорогая, откуда у меня такие деньги! Моника Фабл никогда не была моей любовницей, она не в моем вкусе. Я люблю только тебя, мой зайчик. Все, что сейчас пишут про меня в газетах, — это предвыборная грязь. Это война, зайчик.

— Здесь опубликована ваша фотография.

— Это монтаж — гнусная фальсификация. — Даркман переложил телефон в другую руку. — Я не хотел тебе это говорить, но я был у Фаризетти.

— Да? — Рыдания прекратились. — Не у любовницы, точно? — поинтересовалась супруга, беря себя в руки и успокаиваясь.

— Точно, — заверил Боб. — У Луи Фернандо Фаризетти.

— Ты же обещал мне покончить с ним? Боб вздрогнул от этих слов.

— Ты прекратил с ним дружить?

Прежде чем ответить, Даркману пришлось восстановить сердцебиение.

— Да, дорогая, Фаризетти больше не мой друг. Мы с ним расстались.

— Я очень этому рада. — Голос у супруги стал бодрее. — Я хочу, дорогой, чтобы у тебя все было хорошо. Привет от наших мальчиков. Мы тебя все очень любим и будем смотреть, как нашего папу покажут по телевизору.

— Я тоже вас люблю, — ответил Боб.

— Поздно на работе не задерживайся. Пока.

— Пока, — ответил Боб. Трубка замолчала.

Как ни странно, но после разговора с женой Даркман почувствовал какое-то успокоение. Расшатанные нервы пришли в порядок. Синие пятна перед глазами исчезли. Что это? Клин клином или же подействовал «Черный Саймон»? Боб спрятал телефон и не стал ломать голову над этим вопросом, у него сейчас были более важные проблемы. Впереди показалось здание Первого Плобитаунского телевизионного канала с огромной неоновой вывеской на гранитном фасаде «ППК».

Флаер замедлил скорость полета, перестроился в нижний ряд и стал аккуратно заходить на посадку. Взлетно-посадочная площадка на крыше небоскреба, освещенная мощными прожекторами, приближалась. На ее расчерченной на посадочные сектора поверхности уже стояло несколько десятков летательных аппаратов.

Прибытия Боба Даркмана ожидали. Когда флаер приземлился, к нему подбежали несколько человек. Один открыл дверцу, другой помог Даркману выйти из машины. Вокруг засуетился технический персонал. Какие-то люди давали Даркману какие-то бумажки. Незнакомая женщина безуспешно пыталась застегнуть Бобу костюм на животе. Другая особа кисточкой для макияжа замахала перед его носом. Все приготовления сопровождал неугомонный гвалт. Боб Даркман растерялся, его подхватили и, не давая опомниться, повлекли за собой внутрь помещений телестудии.

До начала передачи оставалось несколько минут. Боба Даркмана привели в гримерную. Большая часть персонала осталась за дверями. Даркманом занялись лишь две женщины-гримерши. Они усадили его в кресло перед зеркалом и стали колдовать над его внешним видом. Приятные, осторожные прикосновения макияжных кисточек успокоили Боба, он закрыл глаза и расслабился. Есть несколько минут, чтобы придумать, о чем говорить.

Действительно, Боб, что ты скажешь избирателям?

То, на что ты рассчитывал, ввязываясь в эту игру, сорвалось. У тебя нет ни эпидетермической бомбы, ни друга, обещавшего достать ее Твой козырь оказался в других руках. Боб, тебе нечего сказать. Ты уже проиграл.

Поглаживания кисточек по лицу прекратились. Даркман открыл глаза и посмотрел в зеркало. В отражении, за спинкой кресла вместо гримерши он увидел Джеймса Хэнка — комиссара полиции. От неожиданности Боб вздрогнул. Это не ускользнуло от цепкого взгляда комиссара.

— Не пугайся, Боб, я пришел пока не для того, чтобы надеть на тебя наручники, — сказал комиссар. — Хотя… Все может быть. Что будет дальше, зависит только от тебя, Боб.