Проклятие Раффы - [18]

* * *

…После свадьбы нам стало откровенно скучно. Всё, что раньше привлекало своей таинственностью и неизведанностью, теперь уже было давно изведанной явью. В постели мы исследовали всё, о чём хоть что-то слышали, и откровенно скучали, изредка "удовлетворяя свои психофизиологические потребности". Сама свадьба, сам факт бракосочетания стал тем камнем, который выхолостил наши отношения, формализовал их, сделав скучной обязанностью… Мы погибали… Мы по-прежнему не могли жить друг без друга — но жизнь эта стала мукой. Айше тихо страдала, всплакивая иногда; я — злился… Нам нужно было придумать что-то новое, что-то такое, что снова объединило бы нас общей целью, заставив действовать сообща, чувствуя плечо друга… Теперь я понимаю, что спасением в такой ситуации должен был стать ребёнок… Тем более, что мы уже официально состояли в браке и никто не мог нас за это осудить… Тогда, увы, это не пришло мне в голову… Айше, по-видимому, догадывалась — но… похоже, просто хотела, чтобы я заговорил об этом первым… Что ж — это свойственно женщинам, которых мы выбираем… В отличие от тех, которые сами себя навязывают… Но тогда я этого ещё не понимал…

…Примерно через месяц после свадьбы мы познакомились с одной парой. На берегу. Они тоже отдыхали в глуши. И — тоже, как и мы, загорали голыми — в уверенности, что здесь их никто не увидит. Обнаружив друг друга, и мы, и они насторожились. Но — вскоре освоились, поняв, что слишком одинаковы, чтоб опасаться друг друга… Постепенно перезнакомились, даже подружились вроде… Как-то, наблюдая за плещущимися в воде девчатами, мы разговорились с парнем. Он рассказал мне вкратце о своей истории, я ему — о своей. Переглянувшись, мы улыбнулись: каждый подумал об одном и том же. Нет нужды объяснять, что в ту же ночь их палатка загадочным образом рухнула и они были вынуждены проситься в нашу: не ставить же палатку среди ночи… Понятно, что, устроившись вчетвером на сплошном ложе, мы быстро "перепутали" женщин. Понятно, что уже через несколько минут они учащённо дышали, эпизодически вскрикивая… А утром — прятали глаза… Потом это не забылось, а переросло в отношения, устраивавшие всех четверых. Все участники возникшего сообщества были бережны и внимательны друг к другу — видимо, на личном горьком опыте уже все знали, чего стоит создание хрупкого семейного счастья — и никто не смел на него замахнуться… Мы с ними так и не расстались… Потом они привели ещё одну пару — с которой подобным же образом познакомились прежде. Со временем мы пообвыклись и с теми… Что мы там творили… Трое мужчин, ублажающих одну женщину — один из самых несложных примеров наших развлечений… Так мы и жили целый год, нисколько не жалея о случившемся и уже не боясь неосторожных травм и душевных мук, ибо каждый относился к жене друга, как к собственной… Ну, а женщины — те оказались ещё более осторожными и чуткими, чем мужчины… Мы успешно сообща "разбирали" сложнейшие "завалы" в семейных отношениях, мирили поссорившиеся пары, при этом даже восстанавливая отношения, разрушенные самими их участниками… Похоже, все мы со временем полюбили друг друга. К концу года я уже мог поехать отдыхать с его женой, он — с моей или с женой третьего… Всё это было естественно и привычно, всё нравилось всем. Мы уже друг друга совершенно не опасались… А женщины порой подтрунивали, с деланным цинизмом утверждая, что так жить гораздо лучше, чем терпеть похождения мужей "по платным и бесплатным шлюхам"… "Почему бы самим не выполнять их обязанности?" — Иногда краснея, говаривали они. Словом — нам грех было жаловаться на судьбу.

* * *

Механик замолк, снова прикладываясь к фляге. Боцман пристально смотрел на него, но ничего не говорил: дескать, ты теперь — пассажир, значит, можешь делать, что хочешь… Хоть упейся… Тяжело вздохнув, парень закрутил флягу и продолжил рассказ…

* * *

…Наконец мы решились завести ребёнка. И зачали — великого ли ума дело… Примерно через два месяца Айше вдруг нерешительно попросила меня:

— Слушай, а давай пока не будем… С другими, а? Пусть какое-то время каждый будет только со своей — хоть и на общем ковре…

— Почему? — Совершенно искренне изумился я.

— Понимаешь… — Жена замялась, потупив глаза в землю. — Когда со мной ты — я летаю… Улетая за облака… Это незабываемо, прекрасно… И присутствующие зрители только усиливают ощущения, делая их совершенно неповторимыми… Когда же со мной кто-то другой, но и ты тоже — я будто качаюсь на волнах… Это тоже очень хорошо, но я постоянно "просыпаюсь", когда волна накрывает меня с головой — боюсь захлебнуться… Когда же я — с другим, а ты не со мной — просто где-то рядом… Пусть даже и с другой… Тогда я — под водой… Вода светлая-светлая… И я качаюсь в волне — вверх, вниз… Изредка всплываю на поверхность, чтобы ухватить немного воздуха… Это тоже очень хорошо — только я боюсь… Боюсь, что в очередной раз не доберусь до поверхности, утону… Когда же я — с кем-то, а тебя рядом нет — сходя вместе с ним с ума, я низвергаюсь в пучину… Опускаюсь в глубину, где темно… Мне хорошо и страшно одновременно… Кажется, что я умираю, что никогда больше не увижу Солнца… Там хорошо и жутко, но мне страшно умирать… Меня охватывает ужас… Животный ужас… И потому мне все труднее и труднее с другими… Ты… понимаешь меня? — Нерешительно исподлобья взглянув на меня, вдруг спросила она.