Проклятие Раффы - [17]

— Я люблю тебя… Я _действительно_ люблю тебя… — Шептала она, с наслаждением вслушиваясь в звук своих слов. Я шалел…

* * *

…Парень оказался болтуном. Я понимаю, что, узнав о таком контрасте между сложившимся общественным мнением и тем, что происходит на самом деле, молчать трудно. А он поначалу всё же упорно молчал. Он появился у нас ещё раз — через неделю. Он целовал её — всю, дрожащую, лежавшую на столе. Он посадил её на свой член и она целовалась со мной взахлёб, поднимаясь и опускаясь, когда хотела… Он кончил в неё… ещё… и ещё раз… Глаза её блестели, щёки пылали… Она цвела… После его ухода мы повторили всё сначала и, утомлённые, заснули… Однажды он пришёл неожиданно ночью — и, дрожа, сказал, что он не может больше — он хочет её… До умопомрачения, до безумия… Она улыбнулась и впустила его. И на этот раз Айше наслаждалась, как хотела — сначала, краснея, вставила себе два члена спереди и заставила нас немного потрудиться… затем, уже прикрыв глаза и часто дыша, один из них старательно смазала вазелином и осторожно ввела сзади… Пошла потеха… Тот, кто сзади, просто лежал под ней, лаская груди… А тот, кто спереди — трудился в поте лица… Потом — в ванную, потом — всё сначала… И — уже другой лежал, обнимая её сзади и лаская груди, наслаждаясь её стонами, раздававшимися у самого уха… Мы довели себя до изнеможения. Мы устали. Мы пришли на занятия с синяками под глазами. И в этот день парень не выдержал — проболтался… Кто-то просто спросил его, где это его черти носили всю ночь. Другой поинтересовался, с чего бы это он засыпает на ходу… Третий, заметив синяки под глазами, глубокомысленно заметил, что "кто зевает днём — тот не зевает ночью"… Ещё кто-то пошутил, что "не надо наговаривать на мальчика… О _мальчиках_ так не говорят…"- И тут он вскипел:

— Мальчик? — Он не мог допустить, чтобы после всего происшедшего его называли мальчиком. И он, усмехаясь, рассказал — со всеми подробностями, вариациями, домыслами — всё, что происходило все три раза. Его группа ликовала: "Герой!"… Наши, хвала всевышнему, об этом в тот день ещё не узнали. А на следующий мы уже выспались и синева у нас под глазами была ничуть не темнее, чем у любого, самого обычного студента… И, когда окружающие стали коситься на нас, многозначительно перемигиваясь, у них уже не было "неоспоримых доказательств" — одни домыслы…

…Айше подошла ко мне в перерыве и шепнула:

— Этот кретин болтает обо всём… Что будем делать?

— Молчать… — Подумав, вздохнул я. — И выпучивать удивлённо-ошарашенные глаза… Что ещё можно делать в такой ситуации?

— Пожалуй… — согласилась жена. И мы молчали. Как будто ничего не случилось. Больше она ко мне не подходила и нас вдвоём не видели. Мы не давали никаких поводов для домыслов, а "отвёргнутые поклонники", надо отдать им должное, не объясняя своей позиции и не пытаясь обосновать свою уверенность, просто посмеивались над пересказчиками, бросая через плечо:

— Ври больше… Это с ней-то? Сам попробуй, балбес…

…Несколько раз пробовали разговорить меня. Первый раз я просто округлил глаза да повертел пальцем возле лба. На остальные отмахивался:

— Стара басня… Надоели уже… Придумали бы что-нибудь пооригинальнее… Или, хотя бы — правдоподобнее… — Устало произносил я, снисходительно поглядывая на вопрошавшего. Постепенно шум утих. Многозначительных взглядов мы на себе больше не замечали. Неудавшийся герой-любовник перевёлся на другой факультет — больше мы его не видели. По-видимому — проспавшись, понял, что натворил… А может — просто слушатели засмеяли, подмигивая:

— Ври больше… Неудачную ты, парень, девку выбрал — уж больно строга… Или ты у нас уникальный герой-любовник, против которого ни одна не устоит?

…Айше стала настороженнее, напряжённее. Даже развлекаясь со мной, она, казалось, то и дело оглядывалась — не смотрит ли кто… Наконец, не выдержав, однажды разревелась… Когда успокоилась, мы долго обсуждали эту историю: кто прав, кто виноват, надо было это делать или нет…

— Мне было действительно хорошо тогда… — С грустью вспоминала она. — Но я больше не хочу этого… Ни за какие коврижки… Я боюсь… — Я не смел переубеждать её или предлагать что-то новое. Так мы потихоньку и жили до самой "официальной" свадьбы — вдвоём, не решаясь никого больше вмешивать в наши отношения… Слишком разрушительны бывают такие вмешательства… Слишком беспечно и бесцеремонно относятся люди к хрупкости чужих душ, отношений, к тонкости мира, к созданию которого они не прилагали ни малейших усилий…

* * *

…Парень снова замолк, отсутствующе глядя перед собой, сквозь лежащие на коленях протянутые вперёд руки… Боцман посасывал трубку, задумчиво выпуская кольца дыма. Вода тихо журчала за бортом. Народу вокруг прибыло — не каждый день можно услышать такие откровения… Молодые женщины в большинстве своём мечтательно вздыхали, стыдливо пряча взгляд, иные тихо краснели, блестя в сумерках глазами… Матросы слушали с видимым удовольствием, хотя и с некоторым недоверием. Какая-то толстенная матрона строго и осуждающе поглядывала на рассказчика, всем своим видом показывая, что она уж, во всяком случае, никак не могла быть участником этой истории — "никогда и ни за что!!!". Но — почему-то не уходила… Механику, казалось, было всё равно: он просто изливал душу в пространство, совершенно не заботясь ни о количестве слушателей, ни об отношении их к нему…