Проклятие императорского дома - [5]

Кто бы мог подумать, что в нынешнем Императоре было так мало императорской крови, что когда-то даже опасались, что Лес Ганаи его не примет.

Но обошлось.

Глаза у него, впрочем, как и положено линии Императорской крови, были янтарные. Из-за этого даже слухи ходили, что никакая он не седьмая вода на киселе покойному Императору, а самый что ни на есть бастард… но ходили очень тихо. Перебежками от придворной дамы к придворной даме. Император был нравом крут и зело вспыльчив.

Как-то он страну завоевал в приступе ярости. Взял там принцессу в жены, и с тех пор вроде остепенился… И с тех пор завоевывал соседей исключительно по геополитическим соображениям.

Но почти сразу после рождения Амелаиллы Императрица умерла от обострения хронической болезни, и с тех пор буйный нрав отца, видимо, сдерживал младенец, и справлялся с этим куда лучше матери. По крайней мере, ничего нового за эти пять лет Император не завоевал и даже не женился.

Принцесса сидела не на специальном троне, а у Императора на коленях: можно понять, если помнить, что речь шла о пятилетней малышке, которой трудно было бы столько высидеть одной даже на мягчайшей подушечке. Но грубейшее нарушение протокола по сути.

Как и весь этот прием, впрочем.

Младших девочек сюда не пригласили, ограничившись ровесницами Лэйли, тринадцатилетками, которым дебютировать в следующем году, но отец был прав: такое им не по возрасту.

Наверное, она просто слишком юна еще, чтобы полтора часа простоять без движения. Наверное, в этом дело.

Лэйли было стыдно за свои затекшие ноги, и она старалась переминаться как можно незаметнее.

От пестрых подарков болели глаза, и она снова обратила внимание на императорскую семью, для которой боги использовали приятную золотисто-серебристую гамму.

Амелаилла, кстати, унаследовала янтарные глаза. И кронпринц унаследовал. В отличие от старшей принцессы. Близнецы в той или иной степени пошли в мать своей «серой» мастью, но взяли разное: если принцесса была сероглаза и златоволоса, то принц щеголял волосами цвета пепла. И, по-видимому, от матери же близнецы унаследовали некоторую нескладность.

Амелаилла-то была очаровательна, как может быть очарователен пятилетний карапуз. Пухлые щечки, облачко золотистых волос… Ее будто лепили с божков на колоннах, настолько миленькая. Интересно, какой она вырастет? Вряд ли гадким утенком…

Кстати, а вот старшей принцессы почему-то не было… Кронпринц покорно замер за троном отца, и, кажется, спал с открытыми глазами, иногда качая головой на особенно громкие приветствия, а вот настоящего Гадкого Утенка что-то не видно…

Старшая принцесса в опале? Может, заболела? Выказывает обиду, ведь в ее честь «не закатывали таких вечеринок»? Лэйли не знала, какой вариант правильный, но широта трактовки позволяла быть уверенной, что завтра об этом точно будут шептаться. Жаль, что она не узнает продолжения, на Север такие мелочи доходят редко, тем более в их дальний замок на границе Леса…

Лэйли похлопали по плечу.

— Закуски? — предложил… слуга.

Все-таки принцесса не носит парика, заключила Лэйли, глядя на выбившуюся из-под форменного берета золотистую прядь. Матушка на такое говорила, что генетика иногда интересные финты выкидывает.

Надо же. А Лэйли была уверена, что это парик. Да и не только Лэйли. Все девчонки так говорили. Не может быть у Гадкого Утенка таких шикарных волос.

— Да, пожалуй, — кивнула она, делая вид, что не узнала, и потянулась за кусочком сыра на шпажке.

Может, у принцессы просто страсть к переодеванию? Лэйли не собиралась осуждать или портить ему игру.

Принцесса дернул подносом, подставляя вовсе не ту шпажку, которую Лэйли хотела взять. Это ей не понравилось, и она потянулась за своей, а принцесса снова крутанул поднос. Стоящие рядом девочки тоже начали хищно принюхиваться, но, похоже, пока воспитание еще побеждало голод, и они удерживались от того, чтобы трескать сыр, пока виновнице торжества все вручают воистину бесконечные подарки.

Лэйли поняла, что еще немного, и на поднос устремится добрая сотня голодных взглядов — и, кто знает, не окажется ли там достаточно внимательной пары глаз, чтобы узнать в слуге если не принцессу, то двойника кронпринца? Не только у Лэйли в роду были пророчицы. Подставлять принцессу не хотелось, и она смирилась и взяла «правильный» кусочек сыра.

Ну конечно же, там была записка, аккуратно наколотая на шпажку между двумя кусочками сыра вместо соуса.

Слишком замудрено, чтобы быть хорошим планом, но такое случается с самоучками. Возможно, у него так долго получалось быть незамеченным, или его так долго не замечали, что он решил, что он и правда хорош.

Довольный принцесса прошествовал дальше, искушая девочек сырным запахом, и удаляя от Лэйли фокус внимания. Лэйли фыркнула. Не все коту масленица, не всегда ему будет так вести.

Лэйли стоило съесть записку не читая.

Стоило.

Правда, стоило.

Прочитать ее — значило ввязаться в историю.

Матушка частенько предупреждала ее, что значит — ввязаться в историю. Это значит — приключения, и если окажешься вдруг не на той стороне, или не главной героиней, или еще что-то не так пойдет, то и увечья, и смерть, смерть, смерть, которая перечеркнет всю ее спокойную будущность и счастливую старость. Матушка в юности попробовала приключения, и горячо их дочери не советовала. Она показывала страшный шрам от стрелы под ключицей и рассказывала всяческие ужасы.