Происшествие из жизни... - [20]

— Прости, Трижды Величайший, — сказал Чалап, — я не услышал сразу, был занят делами.

— Опять врешь?! — в гневе шепотом воскликнул Трижды Величайший — не было ничего страшнее его шепота. — Хочешь меня обмануть? Болтаешься в небытии и храпишь, как грешник, утопающий в болоте дерьма. Стены дрожат. Что тебя влечет в пустоту, в небытие?

— Это не пустота, Трижды Величайший. Я не знаю, что это. Я витаю то тут, то там. В каких-то иных мирах. Я и не знал, что у Не Имеющего Имени так много миров. Пространство бесконечно. Прости, Трижды Величайший, эти дерзкие слова.

— Как вас отпускать на землю? — горестно сказал Трижды Величайший. — Вы приносите оттуда человеческие болезни. Скоро весь этот мир будет заражен земной заразой. Ну как вас отпускать на землю? У меня нет других служителей, а вы все уже пропахли человеческими пороками. Твои сновидения похожи на бегство. Есть иные миры или нет, знают только Не Имеющий Имени и я, Трижды Величайший.

— Но ведь это только сновидения, — виновато сказал Чалап.

— Увы, — устало проговорил Трижды Величайший, — из сновидений рождается знание. Зачем оно нам? Пусть люди предаются сновидениям, для них сон — утешение, во сне исполняются их желания. А что ты ищешь во сне? Мы не знаем сна и не должны знать. Начать желать — значит, перестать довольствоваться тем, что есть…

— Я думаю, — сказал было Чалап, но Трижды Величайший прервал его:

— Мне плевать на то, что вы все тут думаете. От вас требуется не думать, а говорить и делать что положено!

Трижды Величайший был рассержен и в то же время почти завидовал Чалапу, но мог ли показать ему это? Завидовал тому, что Чалап научился исчезать в небытие и видеть сны, в которых исполняются желания. У Трижды Величайшего не было желаний, но, возможно, если бы он сумел погрузиться в сон, он хотя бы побывал в давнем прошлом, в саду, где встретил когда-то первую женщину, родившую ему сына.

— Сон возвращает в прошлое, — сказал Трижды Величайший, — а память о прошлом разрушает настоящее. И вот ты запустил дела. У тебя беспорядок в архиве.

— Это несправедливо, — проговорил Чалап, — убедись сам. О ком и что ты хочешь знать, ты будешь знать сейчас же.

— Что я хочу знать? Я хочу знать, у кого Рахасен пытался взять душу на земле. Что это за человек? Есть у нас здесь его родственники? Найди, призови сюда.

Чалап исчез и через мгновение возвестил из тьмы:

— Родственников его у нас нет, Трижды Величайший.

— Не может быть, — Трижды Величайший засмеялся. — Ищи и не оправдывай свое безделье. Неужели всех его родных и близких забрал Не Имеющий Имени? Нет на земле ни одного человека, чтобы хоть чем-нибудь не запятнал себя. Ищи. Я же говорю, у тебя беспорядок в делах.

— Я искал, — повторил Чалап, — нет родственников. Но есть некто, знавший его родителей и его самого самую малость.

— Зови! — сказал Трижды Величайший.

Я ходил по Аллее Стенаний и рыдал. Внутренняя боль распирала меня, мою бестелесную оболочку или то, что на земле, в том далеком временном мире, зовется душой. Я не вспоминал ничего конкретного, никакого отдельного своего греха, не вспоминал, потому что не забыл, нет, но и не помнил, я оплакивал и терзался болью оттого, что все земное, суетное, вся жизнь, которую я там провел, не могла быть разделена на поступки, ибо, вспомнив поступки, я мог бы найти оправдание каждому из них, а здесь, в этом вечном мире, отдельные поступки не имели значения, я рыдал, нес наказание за обман себя самого, за забвение собственной совести. То, что я испытывал тут, бродя и плача на Аллее Стенаний, невозможно передать словами, потому что на земле нет таких мук и такого отчаяния и слов таких нет, которыми можно было бы описать здешние страдания. Время от времени служители Трижды Величайшего стегали каждого из нас железными раскаленными прутьями, чтобы увеличить боль, но эти удары были как ласка в сравнении с той болью, которую мы, скитальцы Пустыни Стенаний, ощущали постоянно и к которой нельзя было привыкнуть, как привыкают люди на земле далее к самым тяжким болезням.

Я рыдал, мою оболочку вздувало, казалось, она лопнет, словно мыльный пузырь (ах, как похожа она была на мыльный пузырь, все мы тут были, как мыльные пузыри, прозрачны и невесомы), я орал от отчаяния, когда один из служителей, сказав:

— Тебя зовет Трижды Величайший, трепещи! — ударил меня своим прутом и я взлетел и шлепнулся во дворе владыки преисподней перед его диваном.

— Встань, — приказал Трижды Величайший.

Никто из нас не видел никогда Трижды Величайшего, при его имени трепетали не только жители земли, но ужас испытывали и мы, находящиеся уже в его внеземных владениях. Я боялся взглянуть на него.

— Встань, — повторил Трижды Величайший.

Я поднялся, взглянул на него и засмеялся: он был мал ростом, морщинист, лыс, халат на нем рван и сален, голые ноги кривы, словно рахит обезобразил их, ногти давно не стрижены, на большом пальце правой ноги приклеен мозольный пластырь.

— Как ты смеешь? — воскликнул Трижды Величайший. — Как смеешь ты смеяться надо мной? Ты надо мной смеешься?

— Я уважаю всякую личность, — сказал я. — Не в моих правилах смеяться над уродством…