Проходящий сквозь стены - [52]

— От судьбы не уйти, Анриетта, — говорил незнакомец. — Ты не можешь меня понять.

Не дожидаясь продолжения, Мартен выставил обоих за дверь. Аккордеонист был так ошеломлен его внезапным появлением, что даже не вернулся за своей одеждой. Мартен выбросил ее вместе с тряпками Анриетты в окно, снова забрался в постель, но уснуть не смог.

Следующий день он попытался прожить как прежде, по-холостяцки. Улицей Рике дошел до квартала Шапель и стал смотреть на утопающие в утренней дымке бурые равнины. Но время тянулось страшно долго, казалось, полдень не наступит никогда. Стрелки на часах двигались еле-еле, вокруг ничего интересного. Сама мысль об обеде в одиночку, в пустом доме была нестерпима Мартену, и он зашел в ресторан. Поел он меньше чем за полчаса, однако и они показались ему бесконечностью, он даже испугался, не замедлилось ли время.

Наученный утренним опытом, он просидел до вечера в кино, а выходя, купил детективный роман, но от скуки ничего не помогало. Отныне так же мучительно тянулись все дни его земного существования, и он уже был бы рад жить сутки в неделю, а не то и в месяц.

Как-то вечером, одолеваемый тоской по мертвому времени и желанием укрыться в нем навсегда, Мартен надумал разогнать хандру и начать бурную жизнь. Час был довольно поздний, он вышел из дома и врезал по физиономии первому встречному. Тот отскочил, взбежал, зажимая разбитый нос, вверх по лестнице, которой кончается улица Толозе, и с верхней ступеньки обрушил на обидчика поток брани. Мартен послушал-послушал его да и понял, что попытка не удалась — время ничуть не ускорилось. Тогда он решил поискать приключений в кино. Ему повезло — на соседнем месте сидела молодая женщина, он сразу принялся, хотя довольно вяло, щупать ее коленки. Но женщина ушла из зала под руку с соседом справа, который пощупал ее первым.

Мартен тоже вышел и зашагал по бульвару. Ему взбрело в голову дождаться двенадцати часов и исчезнуть у всех на глазах. Вдруг на другой стороне он заметил Анриетту. Она сидела на террасе кафе с каким-то пожилым мужчиной. Позабыв о машинах, Мартен рванулся напрямик через улицу. Летевшее на полной скорости такси не успело затормозить. Строго говоря, несчастного случая не произошло: Мартен улетучился как раз в тот момент, когда его сбил капот машины, но больше он на Монмартре не появлялся, — видимо, удар оказался смертельным.

А Анриетта, успевшая узнать несчастного Мартена, сказала своему любовнику:

— Гляди-ка, уже полночь!

Перевод Н. Мавлевич

Обманутый многомуж

Однажды летним погожим днем бродяга пришел в деревню, дул сильный ветер. На ветру полоскались простыни, они белели везде на изгородях, ведь всю неделю светило солнце, и женщины, пользуясь хорошей погодой, устроили стирку. Между яблонями натянули веревки и развесили тряпки, панталоны, кальсоны, чулки, которые дергал и подбрасывал ветер, веселившийся на равнине. Бродяга одолел немалый путь и устал, однако в поисках пропитания и ночлега не стал стучаться в первую же дверь, а решил сначала оглядеться. Кроме хлеба и охапки соломы он нуждался в ласковом приветливом слове из женских уст, в доброжелательном взгляде, в улыбке, радушии. Возле первого дома бродяга заметил на веревке среди прочего белья трое женских нижних штанов, — такие оказались бы впору лишь хилому ребенку, — а рядом две короткие мужские рубашки с длиннющими рукавами, достающими чуть ли не до земли. И сразу вообразил супружескую пару, неимущих прижимистых крестьян, что трудились от зари до зари и гордились этим: нелюдимого, угрюмого приземистого мужа и сварливую, боязливую тощую жену. По правде сказать, не вообразил даже, а ясно увидел. Ее в застиранных штанах, его в куцей рубашке, оба недоверчивые, желчные, — ехидные — у бродяги был наметанный глаз и немалый опыт за плечами. Мимо второго дома он прошел, ускорив шаг, — здесь сушилось столько мужской одежды, что хватило бы на целое войско: вот они, могучие землепашцы, выстроились в два ряда, охраняя амбар с собранным урожаем. Хозяйка третьего жилища ошеломила бродягу пышностью форм, он помедлил, созерцая трое панталон, раздутых ветром до невозможности, а затем поспешно удалился, оробев. Так он брел и брел по деревне, домов было много, однако ни один не казался гостеприимным. Тут висели слишком внушительные шаровары, там — чересчур узкие штаны-скупердяи, само собой, избыток мужских рубашек тоже его пугал. Наконец, он приблизился к дому, чьи обитатели забыли о стирке: на изгороди не отбеливались простыни, в саду ни единой рубашки, и штаны не развевались на ветру. Бродяга постучал, позвонил в колокольчик, но ответа не получил, тогда он осторожно приоткрыл дверь и нерешительно вошел. Вид неприбранной, разоренной кухни вполне его успокоил. У погасшего очага, закрыв лицо руками, горевал покинутый муж.

— Здорово, рогоносец, — обратился к нему бродяга. — Вижу, тяжко тебе приходится.

— И не говори, — отозвался тот. — Пропащий я человек. Жена сбежала с любовником, теперь мне вовек не сомкнуть глаз по ночам.

— Как же могло такое случиться?

— Да вот послушай: вчера утром жена пошла на реку полоскать белье, а я, дурак, и беды не чуял. Вернулся, как всегда, в полдень к обеду, смотрю: стол накрыт, в моей тарелке записка: «Ухожу навсегда к любимому человеку. Леонтина».