Прогулки по Раю печали - [98]

Тим тянет уголок губ. Поднимает лукавый взгляд.

— Они пошлые?..

Господибоже.

— Скорее обидные. Как «Больше не пожму тебе руки́» или что-то типа того.

— Арис… не хочу тебя разочаровывать, но… — многозначительная пауза. — Я дрочу левой.

…

— Ну я пошел.

Стах перекатывается с постели — и поднимается на ноги.

Тим сминает губы и утыкается в подушку. Сдержав смех, спрашивает:

— Куда?..

— Ночую в кресле.

— Развод и девичья фамилия?

— Полегчало — появилось чувство юмора?

— Что ты артачишься?

Потому что не полегчало. Логично же.

Стах стягивает холодный плед с окна. Тим вздыхает и просит:

— Арис, ну не обижайся.

Стах укладывается на кресле. Раздраженно. Он проклинает выключенный свет, погибшее под чаем второе одеяло, завтраки в постель. Чуть больше, чем факт, что Тиму полегчало и он шутки шутит, а Стах вот… без чувства юмора под вечер, извините.

V

Где-то через десять минут:

— Это из-за сломанного пальца?

Тишина. Стах надеется, что Тим спит.

Тим не спит.

— Нет, я переученный левша…

— Ясно.

Неясно.

Почему Стах узнает об этом так?!

— В плане? Зачем?

— Все дети… в садике и гимназии… никто из них не был левшой. А я очень хотел вписаться…

— Быть как все?

— Не быть собой.

VI

Еще через десять минут Стах вздыхает и, належавшись в одиночестве, возвращается обратно. Бросает плед на кровать, валится сам. Скрещивает руки на груди.

Тим спрашивает:

— Перебесился?..

— Нет. Разрешаю тебе быть собой.

— Любишь меня за все?

— За это не люблю, не обольщайся.

Тим смеется Стаху в плечо. Прижимается. А Стах думает, что не противно. Он, вообще-то, много чего видел. Брата за просмотром порно, понимаете?.. Ну в общем… Тим охренел быть особенным. Но этого Стах уже не говорит. Не знает — как поприличней. А неприличного уже хватило.

Глава 35. Лестница

I

В полусне Стах хранит их под ресницами, эти обрывки кадров и оживших снимков. Тима, который забирается на подоконник и сворачивается под боком, растворяясь в тишине, оставляя в комнате лишь красный воздух в солнечных лучах.

Город входит в эту комнату через карту — и застраивает собой все пространство. Стаху вдруг страшно — от того, как много города в образовавшейся пустоте красного воздуха, и он проваливается вниз, просыпаясь от чувства, что под ногами — ничего.

Ищет Тима и сгребает в охапку, вдыхает север успокоенно.

В полусне Стах запирает обрывки кадров, когда Тим сидит спиной на покрывале, а потом оборачивается и шепчет: «Я весь в песке». Стах улыбается, пока песка не становится так много, что Тим проходит сквозь него, просачивается — вниз, и Стах просыпается от чувства, что и под всем остальным телом — ничего.

Накрывает Тима одеялом. Тим сопротивляется, упирается руками, отодвигает Стаха — и почти что будит, а потом прижимается и затихает. Стах утомленно возвращается обратно — в полусон.

Тим заходит за колонну, прижимается спиной, забирает в холод и тепло, в перепады температуры и пульса. Стах пытается отстраниться и сказать ему, что задыхается, но размыкает губы — и ни звука. Как если бы лишился голоса.

Он смотрит в дьявольские Тимовы глаза. В них беснуется пламя, и ему кажется, что вокруг — одни свечи. Тим тянет за руку — куда-то в сторону костра. Стах пытается его затормозить. Чем ближе, тем сильнее жжется.

В тишине — какой-то всеобъемлющей, в тишине, от которой закладывает уши, — только треск дерева. Тим входит в пламя. Стах кидается за ним и, обжигаясь, просыпается.

В жаре и тесноте. Он хватает ртом воздух, словно очнулся от паралича. Дышит тяжело, не разлепляя век — в свет. Щурится какое-то время, до заслезившихся глаз.

Пытается вернуть себе затекшую руку из-под Тима. Она занемела — и теперь вся покрывается иголками, будто они остались при нем после этого контакта, вонзенные в кожу и мышцы. Стах ждет, что пройдет, убирая другой рукой волосы назад. Вытирает веки. Шмыгает носом и ложится обратно, глядя в потолок воспаленным пустым взглядом, какой бывает наутро, когда никак не можешь выспаться.

II

Стах выключает ночник, разбросавший бледные окна вокруг, выходит, плетется к ванной и щелкает выключателем.

Отлично, вернули свет.

Стах встречает себя в зеркале — растрепанного, хмурого и уставшего. Умывается одной рукой, опираясь на раковину второй, словно не хватает сил стоять. Ловит себя на том, что — словно. И понимает, что удерживает ногу на весу, будто она снова в гипсе. Опускает на пол, ступней на холодный кафель, выпрямляет до упора.

Боли нет…

Он прислушивается к колену, уже когда отходит от раковины и вытирается полотенцем.

Мыслей тоже — нет.

Стах замирает на пороге зала, наблюдая бабушку: она ставит чайник. Где-то на периферии появляется идея, что, может, пробежаться, чтобы очнуться, раз нога прошла. Потом встанет Тим — и они поедут. Вроде солнце…

— Доброе утро, Сташа. Ты чего застыл? Будешь завтракать?

— Я на пробежку, — говорит. Отвечает на вопрос: — Потом.

Отходит на несколько шагов. Возвращается назад — порывом. Удерживает себя о торец арки рукой, заглядывая обратно. Зажмуривает один глаз и, сморщив нос, обнажает зубы. Исправляет косяк:

— Доброе.

И только после этого выходит. Но по дороге назад слышит воду в ванной.

Застывает на секунду. Осторожно трогает ручку, дверь поддается.