Прогулки по Раю печали - [97]

Поднимает глаза.

Это не пошло. Это просто Тим позаботился. И теперь спрашивает неуверенно:

— Вроде все?..

И вдруг — все.

Тим целует Стаха в уголок губ. Спрашивает:

— Ничего? — о том, как он себя чувствует.

Стах кивает.

Тим забирает с собой тепло согревшейся руки и заворачивает колпачок.

Стах ловит его и застывает рядом, нос к носу. Очередным порывом. Чтобы не успеть подумать. Чтобы не спасовать. Просит шепотом:

— Можешь как днем?.. Только…

Тим вглядывается в него с участием. И, не дождавшись продолжения, помогает и даже без вопросов про язык:

— Как в начале или как потом?

— Как в начале.

Тим обнимает одной рукой, касается другой — щеки. Склонив голову, мягко обхватывает его губы своими.

Стах со стыдом признает, что никогда и никаких больше пряток не любил. Кроме этих.

Он привыкает, запоминает и включается гораздо позже, чем Тим начинает плавиться в руках.

«Это плохо? Со мной?»

«Нет. С тобой — нет».

У Тима на спине такая бархатная кожа, когда Стах задирает его футболку. Такие острые косточки, можно прощупать каждый позвоночек, каждое ребро. Тим прогибается, покрывается мурашками. Руки у Стаха горячие и сухие, снова с потрескавшейся на пальцах кожей. Тима ощутимо пронимает дрожь, и он разрывает поцелуй, и улыбается Стаху в губы.

Стах спрашивает:

— Я тебя царапаю?

— В смысле?..

— У меня пальцы вроде наждачки.

— А… Нет. Нет, — Тим вертит головой. Целует еще, потом отстраняется и сознается тихо и как будто виновато: — Я завидую. У меня вспотели руки. Это отстой.

Стах смеется:

— В плане?

— Это всегда, когда волнуюсь…

— Ты волнуешься?

Тим улыбается, потом шепчет что-то стыдное:

— Ты волнующий.

Стах опускает голову, чтобы проржаться. Ищет Тимову руку, чтобы убедиться. Она, конечно, влажная, но очень холодная.

— Ты замерз?

— Нет. Мне кажется, у меня просто плохо циркулирует кровь…

Стах смеется Тиму в шею, и тот весь отклоняется, зажимается. Стах мстительно его целует точно так же под ухом, как недавно его Тим, и тот сразу отзывается и мычит.

— Ну Арис…

— Что? Тебе можно, мне нельзя?

— У меня вся шея — эрогенная зона. А я очень стараюсь хорошо себя вести…

Стах думал, что оглох после «эрогенной зоны», но Тим закончил так, что опять пробирает на хохот.

— Не смейся. Мне семнадцать лет. Иногда я думаю, что в конце этих каникул умру от спермотоксикоза.

— Тиша…

Тим расплывается:

— Ты смущаешься как девочка…

Стах хватает Тима за ворот футболки и уставляется в его бесстыжие затуманенные глаза. Тим растекается даже от этого. Как мартовская кошка. И Стах серьезнеет.

— Арис?..

— М-м?

— Мы же не продолжим?..

Да что-то после этого…

— Я просто… Можно я возьму свечу с собой?..

— Куда?..

— В ванную.

— Зачем?

— Ну… я плохо переношу темные замкнутые пространства.

— Оставь приоткрытой дверь.

Тим грустно тянет уголок губ. И смотрит на Стаха, как иногда смотрят взрослые перед тем, как сказать: «Ты поймешь, когда вырастешь». И до Стаха доходит…

Тим целует его в раскаленную от стыда щеку и слезает с кровати. Стах опускает голову.

Дверь за Тимом закрывается, и мир погружается в темноту.

Стах откидывается на подушки.

Ладно.

Ладно, ничего.

Ладно.

Неладно.

А ему-то что делать?..

III

Тим вносит свет. Где-то минут через пятнадцать. Это такой же Тим. Он никак не изменился. Все еще крадется. Все еще шепчется, как будто ничего:

— Не спишь?

Уснешь тут.

Он забирается на кровать коленками и, прогнувшись в спине, стекает плашмя, расслабленный и разнеженный. А вот это уже…

Стах проводит рукой по лбу, закрывая глаза.

— Ты можешь не быть таким?..

— Не могу. Я держался с отъезда.

Стах благородно молчит, сколько держится он, и сгорает. Сейчас прожжет собой постельное белье, как тлеющий пепел.

Тим поворачивается набок, рассматривает его внимательно. Спрашивает совершенно серьезно:

— Может, ты попробуешь? Это без меня. Без меня не страшно…

…

…

…

Сегодня Тим превзошел себя.

Стах в шоке чуть больше, чем в конфузе. Не знает, как реагировать. Не реагирует.

Он поднимается. И отвечает ровно:

— Я умываться.

IV

Слиняв в ванную, Стах не может ее осмотреть: он-то свечи с собой не таскает и темноты не боится, просто оставил открытой дверь. За окном вроде распогодилось, и полумрак терпим. Место преступления не отличается по ауре ничем — и о Тиме молчит.

Стах снимает линзы, чистит зубы, умывается. Приглаживает волосы водой, что, конечно же, никогда не помогало — и сейчас не планирует. И вот, значит, между делом рассматривает Тимово предложение. Потому что «без него не страшно». И это чтобы отпустило.

И вот когда у него все пылает — шея, уши, лицо — он считает, что достаточно наказал себя, и возвращается. К Тиму, который… весь из себя расслабленный и разнеженный.

Обычно Тим такой… котофей, беззащитная плакса, всего боится, за ручку держится, но раз на раз, блин, не приходится… и сейчас в комнате он блестит обсидианом глаз.

Или Стах выдумывает. Тим лежит на боку. Серьезный. Наблюдает.

Стах возвращается и тяжело падает на постель. Он не понимает:

— И как ты это делаешь?

Тим зависает, потом спрашивает:

— Рукой?..

Господи боже.

— Вообще-то, я хотел узнать, как ты переключаешься из режима «невинный плаксивый» — в… — многозначительная пауза. — В себя, который задает такие вопросы и… — многозначительная пауза. — Я придумал как минимум шуток пять, пока тебя не было.