Прогулки по Раю печали - [95]

Он не против. У него есть все, что нужно. В основном, конечно, Тим.

Глава 34. Выключенный свет

I

Стащить — подходящее слово. Умыкнуть, унести воровато. В общем, это то, что делает Тим, стырив свечу со стола. Даже если с разрешения. Теперь он ее аккуратно держит — и плывет с ней вдоль коридора, заботливо прикрывая рукой робеющее пламя.

Стах опускает голову и смеется. Тим уставляется рассеянно.

Стах шепчет про себя хорошее, доброе: «Ты смешной», — и улыбается Тиму. Больше всего глазами. И Тим как-то тормозит.

Контакт глаза в глаза наращивает массу, густоту и глубину, и Стаха затягивает, словно под действием какого-нибудь антигравитационного инопланетного луча.

Он говорит:

— Аристархианство.

Глубина покрывается трещинами — и лопается. Тимово лицо неподражаемо. Стах кусает щеки с внутренней стороны, чтобы не заржать. И чтобы не раскаяться словами: «Да, я дурак». Такими гордыми словами, сжав кулак.

— А…

Стах запрокидывает голову в усмешке. Догоняет уходящего Тима, спрятав в карманы руки.

— Сташинство было лучшим… — говорит Тим смирно — о чем-то незначительном и пустом, что подбросил ему Стах — вместо всего.

Он проходит в комнату. Стах закрывает.

Тим оставляет свечу совсем рядом, на невысоком то ли шкафу, то ли комоде. Он встает к свету спиной, не зная, куда пристроить беспокойные руки, может, назад, а может… и смотрит на Стаха большими темными глазами. Они в полумраке — два провала в белой маске его лица. Две зияющие бездны.

Тим опускает взгляд. Грустно тянет уголок губ. Пытается вернуть утраченное:

— Ты мог сказать… что не обязательно «Стах», Сташа. Это вроде не так «херово»…

«Сташа» Тимовым голосом с Тимовой интонацией… просто кранты.

Стах защищается усмешкой. «Арис» ничего. Ему нравится, как зовет Тим. Ему нравится, что у него с Тимом другое имя, что с Тимом он — другой.

— Вообще-то, Сташа — это как Тимоша.

Тим смотрит на Стаха как-то слегка хмурясь, недоверчиво и смешливо. Он обнажает зубы в осторожной улыбке.

— Ты звал меня Тишей…

Стах теряется. И вспоминает Тима после педсовета, когда тот стал совсем чужим — и вдруг его позвал папа, и это сокращение — сокращение его имени — врезало Стаху наотмашь: «Ты ничего о нем не знаешь». Это имя сократило расстояние. Когда он услышал, что можно звать так, он уже не мог не звать. В целом.

А он оправдывается, что, вообще-то:

— Поначалу звал по имени-отчеству.

— Нет…

Тим наконец находит, куда пристроить руки: кладет на Стаха, перекрестив в запястьях. Тот напрягается, потому что это не как обычно. Из-за свечей… И еще Тим не такой, как обычно, тоже. Очень тихий. Не просительно липнущий. Не по-дружески безопасный. Непроницаемый.

Тим шепчет:

— «Котофей»… Это было очень ласково…

Тим убирает волосы Стаху за ухо, целует внизу, под мочкой, выходит очень громко и мурашечно. Стах чуть отстраняется и пялится с обличительным прищуром.

— Что на тебя нашло?

Тим вдруг смущается и отвечает, как привык:

— Люблю тебя.

— Ну да.

— Не за что-то. За все.

— Что ты пристал с этим?

— Еще располагающая обстановка…

Свеча. Нет света. Вакуум, лишенный звука. Бабушка с дедушкой за стенкой. Они могут перестать слушать друг друга — и больше будет нечего, зато… тут… Стах усмехается.

— Располагайся как обычно. А то расположился на меня.

Тим смотрит выразительно. Несколько секунд.

— Аристаша…

Стах серьезнеет:

— Ну ты попал.

Хватает Тима под ребра. А тот сразу охает и сжимается. Почти что оседает на колени.

И операция по усмирению Тима спотыкается об Тима вместе со Стахом, и Стах удерживает его, чтобы удержать себя.

— Что ты такой падучий? Опять посыпался… Ну Тиша…

Стах возвращает себе равновесие, и, подхватив Тима, тянет его за собой, с собой. Тим не очень-то тянется. Стах сдается и вздыхает:

— Ладно, шкода. Иди сюда. Я положу тебя на твое место, котей.

— Это на какое?

— Любое мягкое горизонтальное.

Тим сначала вроде даже обнимает в ответ, а потом вспоминает и сам пытается подняться, шепчет:

— Нет, не таскай меня с больной ногой.

— Да хватит обзываться.

— Ты же сегодня не мазал?

— Началось.

Тим капризничает. И не поддается.

Стах, схитрив, наклоняется, чтобы приподнять его снизу, за ноги. Тим вцепляется ему руками в плечи.

— Да Арис!

Стах доносит Тима до кровати, почти даже не напрягаясь, потому что Тим не то чтобы шибко тяжелый. Осторожно опускает, как будто Тим из хрусталя. Тим сползает вниз, касается ступнями пола, а едва Стах выпрямляется, хрусталь обращается в сталь.

— Ты дурак?

Стах напроказничал — и теперь довольно скалит зубы. Тим обхватывает его голову руками. А потом ждет, когда он усмирит улыбку, чтобы целовать.

Стах, не вытерпев, хохочет. Теперь Тим тоже улыбается. Приходится к нему тянуться, раз он там светится и тает. И Стах правда тянется, а потом щекочет.

Тим смешно мяукает на выдохе глухое и высокое «А!» и весь подается вниз. Пытается отнять от себя руки Стаха, но кровать подламывает ему ноги: она слишком близко, а он слишком отступил назад. Он валится, пугается, вцепляется.

Стах выставляет вперед здоровое колено, чтобы не рухнуть вместе. Чтобы не рухнуть на Тима.

А колено Тима… в очень опасной близости и почти заехало Стаху по яйцам.

Стах, склонив голову, смотрит на него многозначительно.