Прогулки по Раю печали - [100]

— Нет, я… Можно я с тобой? — повторяет Тим.

И Стах усмехается. Тим скребет когтями под ребрами, просится, чтобы впустили. Соскучился.

— Одевайся.

Тим исчезает за поворотом. Стах ловит себя на идиотской улыбке и, пытаясь сдержаться, смотрит на бабушку. Кивает на Тима, мол… смешной, но ей — не смешно. И он оправдывается так:

— Напишешь список? Можешь не торопиться…

— Я ведь уже собралась…

— Ну и зря. Еще находишься.

— Ты тоже. А то бегаешь с больной ногой…

— Что вы на нее все обзываетесь?..

Бабушка грустно улыбается и вздыхает:

— Ну ладно…

Она разувается и возвращается в зал. А Стах опускается на банкетку и чуть склоняется вперед, уложив на колено ладонь. Может, попросить Тима намазать?.. Мысль жжется. Стах низко опускает голову и чувствует себя дураком.

VI

Свет из арки проникает в прихожую. Тут и не совсем светло, но все-таки не полумрак. Банкетка — за стеной.

Тим сел рядом — после того, как умылся, почистил зубы, привел себя в порядок, помяукал перед зеркалом, что плохо выглядит, потаскался рассеянно, не зная, что ему надеть, когда Стах — в спортивках и олимпийке: в чем утром вышел, в том и ждет. В общем, Тим наконец сел. Шнуровать кеды…

Стах прячет в карман список продуктов, заученный наизусть, и кладет на изгиб худой спины ладонь. Потому что Тима надо присвоить в пространстве. Поглаживает. Похлопывает. Щекочет Тиму бок.

Тим извивается.

— Ну Арис…

Стах веселеет. А Тим вдруг поднимается к нему, нос к носу. Прикрывает глаза. Замирает напротив с мягкой улыбкой. Как позвали. И Стах понимает, когда Тим — здесь: звал.

— Привет…

Вообще-то, это фишка Стаха, но он тоже рад — и повторяет:

— Привет.

Тим целует в уголок губ — шепотом. Создавая ворох внутренних смерчей. Стах сжимает пальцы, собирая ткань своей-его толстовки.

— Что ты шумишь?..

Тим обнажает зубы в улыбке, и Стах уже не хочет отпускать его. А он возвращается к шнуркам. Стах остается один. Остается и поглядывает через Тима на арку. Пытается прислушаться сквозь стук в ушах, где там бабушка.

Потом прижимается затылком к стене и сидит немного оглушенный, закрыв глаза, долгие полминуты. Открывает — на обнимающую руку, на прижавшуюся щеку — к щеке, на шепот в ухо.

— Пойдем?..

Тон у Тима хитрый, потому что он уличил Стаха — как он растекся тут притихший и довольный.

Лучше, чем фантом…

И очень хочется целовать. За блестящие ласковые глаза.

VII

Тим прячется под капюшон и спускается, уложив в карманы руки. Стах тянет капюшон вниз, обнажая темный затылок, и говорит вполголоса, чтобы не тревожить эха в парадной:

— Я думал, ты до обеда будешь спать.

— А я думал, что ты скучаешь…

Стах щурится на него обличительно, расплывается. Тим получает подтверждение — и тормозит движение, переплетая пальцы. Еще с этой своей улыбкой…

Ну он попал.

Или нет: Стах оборачивается назад, проверяя пустоту и тишину.

Тим тоже проверяет. Возвращает Стаху взгляд. Осторожно улыбается, вопросительно осматривает его лицо. В поисках разрешения. Очень колотит. Потому что вот оно — разрешение.

Тим тянется навстречу, удерживает Стаха второй рукой тоже.

Стах по известной причине не любит лестницы. Не касается разомкнутых губ, переводит взгляд на ступени. Он стоит почти на самом верху…

Тим смотрит на него — и Стах угождает в синеву глаз.

А Тим вдруг спускается — и плавно, словно съезжает вниз.

В остановку сердца.

Одна ступень. Стах его хватает, как будто он летит вниз.

Всего одна ступень… И Тим — очнувшийся от дурмана, заморгавший часто, перепуганный — Стахом.

А до Стаха с трудом доходит. Что оно — рефлекторно, что нужно разжать пальцы.

До Тима доходит еще позже. И он стоит — в недоумении, в незаданном вопросе: «Что с тобой?». Пока не вспоминает.

— А…

Это «А» — сожаления. Рассеянная и глухая.

За ней — встревоженный взгляд.

Стах тянет Тима с лестницы, чтобы избавиться от чувства, будто они вот-вот упадут, тянет за собой, на площадку. Тим поддается — послушно, поднимается. Касается носом носа.

— Я не хотел…

Целует — извиняясь.

Стах отвечает. Отвечает, когда не нужно, чтобы не придавать значение, чтобы Тим — не придавал значение. Получается почти отчаянно. Он шумно вдыхает-выдыхает через нос. Ему все еще — неустойчиво.

Тим обнимает. Просто обнимает, разомкнув поцелуй.

И возвращает опору.

Иногда бывают моменты, очень редкие, как этот, когда Стах благодарен Тиму за то, что тот «серьезней» и/или «взрослей». Потому что Стах дурак — перед панической атакой, а Тим ведет себя осторожно.

Осторожней, чем Стах позволяет. Осторожней, чем кто-либо еще. Не ведется — на показное, на бравадное.

Стах опускает голову — и почему-то пристыженно, прижимается носом к его плечу, сглатывает горькое, досадное. Кусает Тима за плечо, потом исправляется — целует в шею. Потом вспоминает… про всякие Тимовы «зоны»… Усмехается.

Тиму не нравится, что усмехается:

— Ну Арис…

Это нервное.

Стах отстраняется, и Тим отпускает, всматриваясь в него снизу вверх, хотя без ступеней он снова чуть-чуть выше.

Стах удерживает его рукой и гладит по загривку, как кота. Притягивает к себе, целует в щеку. Потом еще — торопливо и благодарно.

Хороший кот. Лучше всех.

Дверь сверху открывается, и Стах отшатывается в сторону. Закрывает глаза — пришибленно. Тим находит рукой, и Стах остается рядом с ним — секунду, не разлепляя век.