Прогулки по Раю печали - [102]

Стах кивает и собирается обойти.

Тим цепляет пальцами и вдруг пытается объяснить:

— Не со мной…

Стах отводит взгляд — и усмехается. На просьбу. Не с ним — притворяться, что все в порядке, когда он видел и знает больше других. Не с ним. Он никогда не делал вид. Молчал, не умел сказать, но не скрывал.

А Стах переступает через разговор о близости вопросом:

— Не любишь меня за все?

Толкает Тима плечом и проходит мимо. Тим застывает позади. Стах чувствует его воспаленный взгляд на своем затылке. Как точку прицела. Но Тим не спускает курок.

Глава 36. Подорожник

I

Стах разбирает продукты. Думает о многом, сразу обо всем. Кусками и обрывками. О том, что с Тимом все решил еще в парадной, когда успокоился. О том, что это у Тима какой-то незавершенный гештальт и он перепугался больше Стаха. О том, что Тим опять на пустом месте закатывает истерики. О том, что шоколадка лежит и надо завтрак.

Бабушка достает из хлебницы сметану, из холодильника — хлеб. И спрашивает:

— Сташа, у вас все в порядке?

Стах вспоминает, что ему еще в душ, и забывает ответить.

II

Он заглядывает в комнату, где лежит Тим, глядя в потолок бесцветным погибшим взглядом. Спрашивает:

— Может, ты придумаешь завтрак? Ну, не один. Там бабушка. Я в душ, быстро. Потом поедем.

Тим лежит без движения. Несколько долгих секунд. Затем садится и смотрит на Стаха, как впервые видит. Словно он чужой — и приперся, и еще чего-то требует.

Стах наугад пытается:

— Пожалуйста?

У Тима утреннее выражение «Я бы швырнул в тебя чем-нибудь», но уже более осознанное.

Стах повторяет тверже:

— Пожалуйста.

Тим сдается и опускает взгляд. Сидит очень тихий, пока Стах собирается в душ.

А потом произносит, когда он уже выходит:

— Папа всегда про нее говорил, что она все держала в себе. И просил не делать то же самое… Но последние годы мы очень много молчим… — слова даются Тиму тяжело, и Стах застывает — в осознании, о чем он говорит, о какой части своей жизни. — Мне кажется… в последнее время я… Это его поломало. Больше, чем меня. Он тоже улыбается, как ты…

Стах застывает.

Когда Тим говорит, бывает слишком много. О его родителях. Со всем, что Стах знает о них… и о нем. И он спрашивает, потому что, может, другого случая уже не представится:

— Ты правда веришь, что она уехала?..

Стах оборачивается и ждет. Тим затихает, уходит в себя. Расстраивается.

— Ну… — очень раненое, полушепотом. — Я был маленький. Мне потом часто снилось, что она просто улетела… Как птица.

Птица…

Глухая тишина. И она — слетевшая вниз. Мальчик, который искал и ждал ее у окна. Весь садик. Все десять классов.

И он стоит там — по-прежнему. Скучает. Не торопится на урок. Стах встает рядом с ним, словно окно — картина великого живописца. Тим замечает. Сцепляет руки в замок.

Надо было помолчать.

Стах залезает на подоконник и открывает окно.

Тим грустно тянет уголок губ.

Все встает на свои места.

И Стах не знает, как спросить, сколько лет папа говорит ему, что она уехала. Сколько лет он шлет подарки за нее. Сколько лет он приучает к мысли, что она бросила — и никогда не пишет.

— Ты не сказал ему?..

Тим молчит. Потом пожимает плечами.

— Ну… может, так легче…

— Тебе легче?

Тим улыбается — это нервное.

Переводит стрелки:

— Ты правда просто упал с лестницы?

Стах усмехается. Ловко.

— Хочешь равноценный обмен?

Потом он серьезнеет. Когда Тим отвечает:

— Я никому не говорил об этом…

Он никому не говорил об этом… а Стах отказывается быть ему товарищем по несчастью. Потому что это не то же самое. Потому что жаль и режет, но это не то же самое. Стах вздыхает. Закрывает дверь. Прижимается к ней спиной, прячет руки в карманы спортивок.

— Он был пьяный. Мы подрались у лестницы. Я рад, что он толкнул. Это было лучше.

— Лучше, чем что?..

Стах переносит вес — на больную ногу.

— Что ты копаешь? — усмехается. — У тебя есть этот вопрос. «Это не стыдно рассказывать?» У меня нет вопроса. Это — стыдно. Я не люблю об этом вспоминать. И если скажу, легче мне вряд ли станет. Я просто затем пойду в душ — и буду думать, что ты думаешь, пока не сойду с ума.

— Я скажу?.. — предполагает Тим. — Что думаю…

Стаху смешно. Он молчит.

Тим обещает:

— Постараюсь…

Он вынуждает. Не оставляет выбора. Стах привык ко всяким «добровольно-принудительно». Но на Тима он поднимает взгляд. Недоуменный. Говорить «нет» после его признания…

— Ничего не было.

— Ты поэтому сегодня так в меня вцепился?..

Стах сползает по двери чуть ниже, уставляется в потолок. Подавляет раздражение.

— Я хорошо свалился, ясно? Я могу ходить по лестницам. Я не могу, когда теряю равновесие.

— Ты не терял…

Стах усмехается. Не знает, как такое объяснить. Когда земля уходит из-под ног. Всякий чертов раз.

— Ну… ты так действуешь?

Поднимает взгляд. Думает: все? Просит глазами: все? Узнал? Можно идти?

Тим расстраивается:

— Если ничего не было, почему ты не говоришь?..

— Так, а что, — Стах повышает голос, — мне говорить?.. Ты издеваешься? Ну я свалился. Все. Конец истории.

— Тебя столкнули…

Началось. Стах ненавидит эти допросы. Стах ненавидит, что устраивает Тим. Пытается свести все к шутке:

— Может, я просто приложился башкой — и с тех пор все через одно место, знаешь?

— Я думал, ты просто сломал ногу… Ну, не просто… Но…