Прогулки по Раю печали - [104]

Тим выглядит еще худее и уютней, чем обычно, когда повисшая на нем футболка просвечивает и остается силуэт — весь окутанный теплом. Стаху надо Тима такого — притянуть, захватить, обнять. Стоять с ним до скончания времен и греться. Чтобы больше никогда и ни о чем не говорить.

Замерев — возле, он смотрит на Тима с почти ощутимой тоской по нему.

— С легким паром, Сташа, — говорит бабушка.

Он рассеянно кивает.

Тим кладет в блины грибную икру. Ровно столько, сколько надо. Стах трогает его за солнечный бок. Тим прогибается под пальцами, отклоняется в сторону. Облизывает свои тоненькие пальцы и тянет уголок губ. Еще грустно. Он бы потянулся, но Стах отступает. Хотя скучает по нему, сам не зная, отчего так сильно.

II

Тим ставит поднос на подоконник: стол завален всякими домами и птицами… У Стаха в комнате — бардак.

Но важней всего, что на самом деле Тим — не солнечный, а прохладный. Стах знает, когда прижимает его к себе со спины, уткнувшись носом ему в плечо. Тим умудряется обнять в ответ, даже руки — своими ледяными пальцами…

Он чуть отклоняет в сторону голову и так удобно подставляет молочную шею под губы… И Стаха — сбоит. Из-за действия, которое преступно совершить.

Тим — как соленая волна, хлынувшая под кожу. Тим — задержанное дыхание и воздух, который толкается в легкие — изнутри. Тим — как адреналин, пропитавший вены. Тим — кровь, наливающаяся в паху. Тим — кровавая река — от висков до сердца и ниже — везде.

Стах отпускает, хочет отстраниться, а Тим, наоборот, оборачивается и цепляется, не позволяет отпустить и отступить. Стах уворачивается от поцелуя и застывает носом у его щеки.

Тим застывает тоже — не успев ничего.

«Ты так хочешь, что я даже не могу тебя обнять».

Стах терпеть не может, что он прав. Почти всегда — до неизбежного.

Им бы правда поговорить. И чтобы удачнее прошлого раза. Но Стах не знает, с чего начать…

Стах знает — что нужен. Не обязательно в сексуальном плане, обязательно — в физическом. Стах все время знает — что он должен. Каждому. Его так воспитали. Он про себя — не врубается.

Тим отстает, прижимается к подоконнику и опускает голову ему на плечо, продолжая соблюдать дистанцию, которую он уже устал держать за эти дни. Устал даже Стах.

Теперь, уставший, он прижимается щекой к Тимовым волосам и хочет сознаться, что ужасно спит последние ночи. Не сознается…

III

Тим кутается в плед на подоконнике, чтобы ему не дуло. Стах уселся напротив, как он: подложив под себя одну ногу, а вторую — свесив вниз. И вот ту, что он свесил, Тим задевает своей задумчиво. Реакции не ждет, не поднимает взгляда. Он слишком в себе.

Стах набивает рот и спрашивает:

— Где твои олени? — про его теплые носки.

Тим теряется, смотрит на свою замершую ногу в синих елочках — и не отвечает про оленей. Отвечает про свое:

— Мне надо постирать вещи. Перед тем, как поедем…

— Закинем вечером.

— У меня нет ничего на лето… Да и в целом как-то… ничего.

— Да, — усмехается Стах, — надолго ты ко мне не собирался…

— Может, правильно делал…

Стах застывает. Усмехается. Откладывает блин в сторону. Это сейчас серьезно или что? То есть на все их обсуждения, на Тимовы «Не хочу отпускать», на уговор с дедушкой — можно положить большой пушистый Тимов хвост? Любопытное заявление.

— Ты вот сейчас, — Стах пытается спокойно, — с какой целью херню смяукал? В расстройстве чувств или позлить? Потому что, Тиша, если ты серьезно…

— Ты сказал, что я тебя ломаю…

Стах затыкается — и запивает гнев чаем. Повисает немая безжизненная пауза. Стах опускает взгляд.

— Я сказал, что жду, когда уже все… — он пытается исправить — и не знает: он Тима утешает или себя? Добавляет тише: — Может, чтобы что-то построить, нужно сначала все снести…

— Или ты ошибаешься.

Или он ошибается.

Тим сползает ниже, снова задевая Стаха, задевая это чувство внутри — грозящее и нарывающее. И спрашивает что-то повседневное и отвлеченное, как Стах сегодня — в магазине, и его «истерика» на «пустом месте» доходит только сейчас, когда звучит этот идиотский вопрос — не к месту:

— Как твоя нога? А то ты зачем-то устраиваешь ей пробежки…

Стах молчит. Просто молчит — о ней и обо всем остальном. Потом пытается делать вид, что он в норме, пока Тим позволяет:

— Не зачем-то. Чтобы она восстановилась.

— Мы же идем в парк…

— Я бегаю по утрам. Чтобы держать форму. Это было всегда в Питере, вместо бассейна…

Тим тянет уголок губ и пытается смягчить:

— Ты и так в хорошей форме…

Стах слабо усмехается и отбивается:

— Соревновательной, Тиша.

— Очень соревновательной… — шепчет Тим. Добавляет почему-то грустно: — Вне конкуренции.

Стах отворачивает голову. Шумно вздыхает. Скрещивает руки на груди.

Тим наклоняется к блинам — и надкусывает свой, уже совсем остывший. Переводит тему — и на еще более неловкую:

— А тебе был кто-то симпатичен? В бассейне.

— В каком еще плане?

— Не знаю. Просто… Может, ты на кого-то заглядывался?

— Нет.

— Я бы заглядывался…

Стах пинает Тима. Сейчас бы он еще заглядывался.

— Ешь давай.

Тим еще так спрашивает… как будто ничего такого, как будто в порядке вещей.

— Спортивные парни тебя не привлекают?

Стах бы подавился, но он больше не ест…

— Ну… — улыбается Тим. — Я с личным умыслом… Не все же склонять тебя на голубую сторону. А то я комплексую.