Прогулки по Раю печали - [87]

— Ладно, слушай. Вот как это выглядит для меня. Сейчас я, конечно, бездельничал утром. По большому счету. Но, пока ты спишь, я могу спокойно готовиться к поступлению. И я поступлю. Чисто теоретически я могу не работать — и «отдыхать». Читать, моделировать, валяться с тобой.

— Арис, я…

— Чисто теоретически — и я спросил — ты можешь помогать дедушке в мастерской. Если захочешь. И если вам обоим будет не внапряг. Об остальном вы сами договоритесь, без меня в лице посредника.

Тим теряется. Размыкает губы. Потом смыкает. Потом слабо хмурится — и на Стаха с его выдумками. И спрашивает:

— А ему это надо?..

— Было бы не надо — он не согласился бы.

— Арис, у тебя все так просто…

— Со мной просто. Я могу это решить. Мне не сложно. Дедушке тоже.

— Ну что ты за него говоришь?.. А если я буду обузой?..

— Во-первых, ты не пробовал. Во-вторых, ты постараешься.

Тим молчит. Может, думает. Стах смотрит, как слабо сводятся его угольные брови. И заранее разглаживает еще не появившуюся морщинку между ними, и ведет пальцем вниз по ровному Тимову носу.

— А папа?

Стах отстает от Тима. И цокает про себя.

— То есть ко мне на каникулы ты приезжать готов, а к папе — никак? Тебе же восемнадцать в октябре. Он тебя не отпускает?

— Нет, просто… Ну…

Конечно, ничего не просто, и Тим ерошит себе волосы рукой.

— Ты не слишком за него переживаешь? Он же взрослый человек.

Тим молчит. А Стах вспоминает утренний разговор с бабушкой о том, что все его бросали, о том, что он не может. Папу не может, а Стаха — пожалуйста. Но Стах спрашивает иначе:

— Ты же его не бросаешь, так? Можешь звонить. Хоть каждый день.

Тим тянет уголок губ.

— Это дорого… Межгород…

— Ты специально?

Тим не специально — и затихает, ковыряя край подушки. Конечно, он прав. Стаха бесит, что Тим прав и столько думает. Да и звонить он каждый день не будет. В лучшем случае раз в неделю. Это привычно для них — раз в неделю говорить, нет?

— И ты вот… хочешь со мной?.. В доме бабушки с дедушкой? С учетом того, что мы пара?

«Мы пара». Интересные, конечно, у Тима слова.

Стах вздыхает.

— Ну.

— И не боишься, что они узнают и вышвырнут меня на улицу?

Стах замирает. Защищается с конца вопроса:

— Никого они не вышвырнут.

И погружается — в начало. Полное непонимания и проглоченных страхов. И уговаривает сам себя:

— Это на первое время. Если не будем делать глупостей…

Тим тяжело молчит.

— Я уже привез тебя к ним, так?

Тим поднимает свои грустные глаза, и Стах продолжает:

— Я жил этой мыслью с тех пор, как мы договорились. И я до сих пор как на иголках, что ничего не вышло. Хотя все вышло. У нас все вышло. А ты плачешь, расстраиваешься, тебе ничего не нравится.

— Это не так…

— У меня все время чувство, что ты меня бросаешь. Ты говоришь, что со мной лучше, но пытаешься свалить. Я сбавил темп, мы отдыхаем, чтобы не «слишком много». Я принес тебе завтрак, буду носить — каждое утро. Я запомнил: ты не любишь красное, тебе понравилась арахисовая паста. Я никогда не стану будить тебя рано, потому что ты тяжело встаешь и спишь без сил полсуток. Я выучу, какие тебе нравятся цветы. Все время носить не обещаю — и не обещаю официально, но они тебе нравятся — хорошо. Я сделаю тебе еще ночников, хочешь? Буду настраивать воду каждый раз и мыть ноги после прогулок, идет? И ты опять плачешь… Здорово. Волшебно. Супер.

Тим закрывается рукой. Ну не то чтобы прям плачет. Это не как вчера, не как обычно. Очень тихо и почему-то как будто… Он вдруг жмется к Стаху, понурив голову.

И объясняется полушепотом, пропадая в звуках, так:

— Арис, ну… что ты такой?..

— Какой?..

— Ты же устанешь…

— Да кто тебе сказал? — не понимает Стах. — Мне это нравится. Нравится, что ты моя головоломка. Не нравится, когда ты плачешь.

Тим шепчет:

— Я люблю тебя.

Началось…

— И все равно уедешь?..

Тим качает головой отрицательно, наматывая слезы на кулак.

Стах выдыхает:

— Наконец-то. Слава богу. Слава мне.

Тим прыскает и не обзывается. Стах серьезнеет. Пытается Тима вернуть себе полностью. Чтобы, понимаете ли, с примирительным поцелуем. Тим опять зачем-то упирается.

— Нет, я гадкий, еще и весь в соплях…

— Переживу.

— Нет, Арис, дай мне…

— Да куда?!

Тим вырывается, слезает с кровати, спотыкается, чуть не падает. Стах опять вздыхает. Тим уходит, распахнув дверь. Может быть, в ванную.

Стах откидывается на подушки утомленно. Теперь уже можно расслабиться?.. Не получается.

Глупый Тим.

«Я гадкий».

Глупые Тимовы слова.

Стах снова цокает.

— Дурак.

Глава 31. Большая вода

I

Это похоже на уходящую воду, переставшую вдруг уплотняться у Стаха над головой. Но почему-то соль этой воды все еще щиплет ему нутро.

Когда Тим входит в комнату, Стах приподнимается навстречу и садится. Тим очень тихий и ручной, забирается к нему — и сворачивается клубком у его ног, подтянув к груди острые коленки. Маленький угловатый Тим. Стах сгребает его в охапку и говорит:

— Мне не понравилось это слово.

— Какое?

— «Гадкий».

— Не гадкий?..

— Нет.

Тим молчит полминуты, не движется, почти не дышит. Потом произносит:

— Мне иногда кажется, что гадкий. И я все жду, что ты меня возненавидишь.

Стах сначала хочет возмущаться, толкаться, кусать. В общем, реагировать. А потом понимает, что очень устал. Как-то капитально. Утыкается носом в волосы, которые сегодня пахнут почти едко, почти колюще-режуще, и ничего не отвечает.