Прогулки по Раю печали - [83]

Утром, и даже раза три, потому что Стах заленился вставать, у него возникает это щиплющее странное состояние, что надо тискать Тима. Перед этим Тима нужно укутать в одеяло, потому что он замерз, а потом можно его вернуть в плен своих рук. Если Тим чуть проснется, он сонно замурчит, а может, еще даже станет касаться какое-то время в ответ — и гладить Стаха. Будет жарко — кранты. Но это без разницы. Стах готов перетерпеть.

II

Стах выходит из ванной в каком-то состоянии тотальной усталости, шаркает ногами до зала. Садится. Валится без сил.

Бабушка смотрит. Без доброго утра.

И спрашивает первым делом:

— Как твой Тимофей?

Стах пожимает плечами и опускает взгляд. Он сегодня не суетится. Потому что на суету нет сил. Бабушка сама наливает чай, ухаживает.

— Я Васе говорю: у него такой интеллигентный папа, — сообщает она между делом. — Волнуется, спрашивает, как там «мой Тиша», может, нам выслать денег. Но я так поняла, что у них трудные отношения. Мне еще показалось, что он какой-то уставший. То ли в целом, то ли на тревоге, то ли что…

Стах отстраненно говорит:

— В целом.

— А где у них мама?

Аппетита нет. Стах трет рукой лоб, поставив локоть на стол.

— Тим не говорит…

Бабушка замирает и, подумав пару секунд, спрашивает тихо, почти одними губами:

— Она не умерла?

Стаху хочется сказать. Но это чужой секрет — и он не понимает как. Чтобы бабушка потом не жалела Тима. Больше, чем нужно. И чтобы не отправляла его по больницам. По поводу питания, по поводу поломки в голове. Как мать.

Он опускает глаза и просит:

— Если скажу, пообещай, что не подашь виду.

Бабушка смотрит на Стаха внимательно — и он вздыхает. И ему надо. Утвердить это. Хоть для кого-нибудь, когда для Тима — невозможно:

— Она выбросилась из окна.

Бабушка размыкает губы. Стах ждет, что она скажет что-нибудь, охнет или ахнет, или спросит «Как же так?», или «Из-за чего?», но бабушка молчит.

— Тим был маленький. И в квартире. Но отец ему сказал: она уехала. А мне кажется, что он помнит.

Бабушка не заламывает руки, не причитает. Ей просто становится жаль — и до какого-то онемения. Она говорит как-то пришибленно:

— Вот оно что… — и затихает.

— Только не меняйся к нему. Он поймет.

Бабушка встает как-то потерянно, застывает у тумбы. И говорит о чем-то отвлеченным:

— Может, к обеду блинчиков?.. Тимофей-то встанет?

— Ну… — Стах усмехается, вспоминая Тимово «Что ты такой жестокий?». — Если что — принесу ему. Чтобы наверняка.

Бабушка кивает.

— Он домой не хочет? Поэтому плакал?

— Нет. Я сказал, что остаюсь. Перед отъездом. А Тим — что не может. Это не странно?

— Что он к тебе привязался?..

— Что он хочет домой?

Бабушка не понимает — Стаха.

— Его папа сказал, что они одни. В смысле — совсем. Это вся его семья. После такого… ну как ты думаешь?

Стах думает, что Тим — тоже семья. И дробить ее на части — выше его сил.

— Но у его отца другая женщина. Он там живет больше, чем с Тимом.

— И что же Тим?..

— Отпускает. Жить в другой дом. А в другой город не едет. Его бросали все детство. Зачем возвращаться?

— Ну потому, что бросали, Сташа. А он — не может.

Стах думает: пусть лучше Тим не бросает его.

— Я не брошу. Я в этом плане честнее.

— Вот эту вторую часть никогда ему не говори…

III

Стах заглядывает в комнату и стоит на пороге, привалившись к косяку, пару минут. Смотрит, как спит Тим. Пытается представить, а вот как — если без него, если он где-то не здесь? Похоже на вьюгу, запертую внутри. Еще хуже, чем в ссоры с Тимом.

Пусть лучше тут лежит. Что он все время вырывается из рук, как чужой?

Стах закрывает дверь и сбегает от чувства потери, появившегося раньше, чем она, эта потеря, с ним случилась.

IV

В десять к дедушке приходит знакомый, снимает черное прямое пальто, переобувается и скрывается в кабинете. Стах тоже заходит, как деловой, садится и греет уши, пока дедушка смотрит часы.

— Так и когда вы уезжаете?

— Да на днях. Сегодня вроде обещали дождь. Может, еще и не поедем. Что там делать, в Павловске? Хотели с пикником.

Стах ставит спешку на паузу и говорит:

— Не поедем.

— Не поедем так не поедем… — задумчиво отзывается дедушка.

Он собирает механизм, немножко крутит, и аккуратные наручные часы оживают, встраиваясь в общий хор.

— Ну Василий, ты волшебник.

Волшебник получает символическую плату за щепотку магии и золотые руки. Уходит провожать знакомого и оставляет Стаха в кабинете.

Тот сидит прибитый к стулу все пять минут прощаний в прихожей, а потом на пороге останавливает дедушку вопросом:

— Деда, а вот ты нормально получаешь в мастерской?

— А что?

— Тебе не нужен подмастерье? Какой-нибудь тихий Тим… Он не очень разговорчивый. И не очень привередливый. И вряд ли будет просить прям «зарплату», просто будет нужен здесь.

Дедушка смотрит на Стаха вопросительно, а ему и самому кажется, что он какую-то поганую принес характеристику — и начал ни к селу ни к городу, и вообще сегодня особо потерянный.

— Вы это обсуждали?

— А что обсуждать, если ты не согласишься?

— Ну пусть. Если захочет.

Стах слабо кивает и отправляется к двери, как будто здесь — закончил.

Дедушка спрашивает его в спину:

— Ты после вчерашнего такой смурной?

Стах замирает — и не знает, что ответить. И хочет с усмешкой сказать, что можно хоть раз в году.