Прогулки по Раю печали - [80]

Тим криво усмехается. И заходится всхлипами — на вранье. Зажимает себе нос рукой и зажмуривается.

— Тиша…

Тим больше не может произнести ни слова.

— Что же с тобой так тяжело?..

IV

Стах уже намотал кругов тридцать по комнате и успел посидеть на каждой горизонтальной поверхности, собраться в ванную и даже решил уже мазать ногу… но что-то не срослось. В общем, он выходит Тима проверять.

Тима на месте нет. Стах изгибает бровь вопросом.

— Не понял.

Он наугад проходит в зал, откуда доносится голос бабушки. Она сидит с телефоном. Тим сидит рядом — провинившийся и зареванный.

Ничего хорошего картина маслом Стаху не вещает. Он замедляет шаг.

Наедине Тима оставил, да?..

Бабушка просит кивком — занять место в первых рядах.

Ну что поделаешь? Стах приземляется, конечно. С чувством, что сейчас все разлетится вдребезги. Смотрит на Тима и спрашивает взглядом. Но Тим не поднимает глаз.

Замечательно-то как…

— Не переживайте, — говорит бабушка в трубку. — Всякое бывает.

Она еще немного говорит, потом оповещает, что Тиму трубку отдает, — и отдает. Со словами:

— Не плачьте. Было бы из-за чего…

Она вздыхает. Помедлив, проводит рукой по Тимовой поникшей голове. Встает из-за стола.

Стах сначала ждет Тима, который весь, кажется, сжимается до телефона, а потом, не выдержав, встает за бабушкой. Задает немой вопрос хотя бы ей. Может, она ответит.

Она отвечает:

— Сташа, ты вот так мальчика привез… Ни мы не в курсе, ни отец… Он переволновался, что нам в тягость. Я говорю: нисколько, а то, что неожиданно, — мы с этим разобрались…

Стах оборачивается на Тима и чувствует себя последним дураком, которого ненавидит Тимов отец. Стаху, вообще-то, все равно, что там думают посторонние, но это — Тимов отец.

Зачем Тим сказал ему?..

— Вы не слишком остро реагируете?.. Я сейчас подумаю, что там что-то страшное у него дома…

— Нет, не страшное. Лучше, чем у меня.

— Тогда почему он весь в слезах, а ты — на нервах?

Стах не знает. Хочет сказать: «Это же Тим…» — но ничего не говорит.

Он садится рядом с Тимом, который угукает в трубку. Потом слышатся гудки, и Тим осторожно кладет ее на стол.

— Налить вам еще воды?

Тим качает головой отрицательно.

— Извините…

— За что?

«Ты не хочешь?»

«Нет, просто… будет нелегко…»

Тим пытается уйти — и ничего больше не замечает. Стах смотрит на бабушку, как единственный накосячивший. Но она не успевает ничего ему сказать, потому что он не хочет слушать, потому что он срывается за Тимом.

Глава 28. Обещание

I

Дверь в комнату преграждает Тиму путь, и Стах следит, как он, не сумев открыть, сдается. У Тима ничего не получается. Стах делает шаг, плавно опускает ручку — и открывает. Тим отступает — и к нему. Беспомощно и раскаянно. Стах обхватывает Тима рукой, уткнувшись носом ему в плечо, и говорит:

— Все хорошо.

Это бывает. Когда после звонков домой сам не свой. Может, злится только Стах, а Тим — расстраивается до слез. В конце концов, разве не печаль — сторона его медали, когда у Стаха гнев?

Но в целом… у них еще все хорошо. Потому что Стах удержал Тима. Все хорошо, пока медленно встает на свои места. Все хорошо, пока Тим рядом и не вырывается, пока его холодные пальцы ложатся на горячую руку и разрешают ей обнимать.

Стах шепчет Тиму:

— Давай, заходи.

Чтобы никто не застал.

Тим заходит. Потерянно мнется один — и ловится обратно, едва Стах запирает и находит его на ощупь раньше, чем взглядом.

Но затем… затем Стах видит Тимовы глаза, залитые влажной дрожащей пленкой. Она натягивается — и рвется, и катится большой каплей по щеке.

Тим хрипнет и шепчет, пропадая, словно между ними — нестабильная сеть:

— Можешь мне пообещать кое-что?

И Стах не может. Потому что Тим попросит что-нибудь жуткое — такой у него тон. И все, что встало на свои места пару секунд назад, летит, как будто кто-то вздумал взять коробку их комнаты — и наклонил.

Тим шепчет:

— Я не хочу отпускать тебя. Я не хочу…

Стах цепляется за Тима, потому что становится страшно.

— Не отпускай.

— Мы просто… просто постараемся, хорошо?..

— А мы что делаем?

— Пообещай, что ты меня не разлюбишь.

Стах усмехается.

— Могу поклясться на крови. Давай порежем ладони?

Тиму не смешно, и Стах вздыхает. И еще сильней — когда холодные пальцы царапают воротник футболки, ключицы.

— Даже если появится кто-нибудь лучше…

— Это вряд ли.

— Нет, Арис, если появится.

Стаха веселит, потому что:

— Не появится. Лучше только Иисус, я тебе говорил.

Тим вдруг теряется. Стах готовится к «дураку», когда надо к пощечине. Потому что Тим добавляет:

— А если девушка?.. И ты поймешь, что не гей? И она будет… скучная-послушная, как тебе нравится…

Стах серьезнеет.

Он опускает голову. Сжимает ткань на Тимовом боку.

Что он спросил?.. Чтобы Стах осознал что?..

— Ты же знаешь?… что уже не важно…

— И если мы не будем видеться год или два.

?

— Не понял.

Стах поднимает на Тима взгляд.

— Нет… Я… Если не выйдет…

— Что — не выйдет?

— У нас — не выйдет…

— Кто тебе это сказал? Отец? Тиша, я же «не пойму» его. Еще нечаянно сломаю нос. Ты после такого, разумеется, обидишься. Придется таскать тебе цветы до конца жизни: буду как Маяковский с Лилей. Но если ты себе найдешь кого-то — я его убью. Стихи читать не буду. Сразу стрелять. В упор. И даже не в себя.