Прогулки по Раю печали - [76]

Отвлекается на него и шепчет:

— Дай я тоже…

— Что «тоже»?

— Сфотографирую тебя.

— В рюкзаке.

Стах отдает Тиму рюкзак, и тот садится боком к дедушке с бабушкой, по-турецки. Сосредоточенно исследует пространство внутри. Находит шоколадку.

— Это чего?

— Это тебе.

— А…

Тим забирает, откладывает. Потом совсем поворачивается к Стаху и закрывает лицо за полароидом. Стах начинает корчить рожи и показывать ему язык.

— Ну Арис.

— Что?

Стах вопросительно изгибает бровь. Сначала одну. Потом другую. Потом обе. Тим останавливает их движение двумя пальцами. Стах послушно хмурится.

— Ну Арис…

Стах смеется.

— Все, замри.

Стах замирает, чуть поумерив широкую улыбку. И Тим щелкает. Потом ждет карточку.

Стах не ждет. Подумаешь.

Когда снимок чуть-чуть проявляется, Тим опять канючит:

— Да Арис, ты закрыл глаза…

Стах прыскает.

— Бывает.

Тим качает его рукой. Но Стах же лежит. Поэтому он не очень качается. Ловит Тимовы пальцы, чуть сжимает и просит лениво:

— Не буянь.

— Сташа, ты не устал? — спрашивает бабушка. — А то почти спишь…

Стах не знает. Устал или нет. Просто много мыслей, мало Тима. И он в последнее время хреново спит. А еще опять ревел. Он вздыхает — и не знает, как на это отвечать.

А Тим его сдает:

— У Ариса нога болит, но он не признается.

— А что с ногой? — сразу включается бабушка.

— Вот теперь я точно устал.

II

Забравшись на бетонную плиту, торец которой выглядывает из воды, Стах сначала наклоняется вперед, повернув набок голову, и ответственно вытряхивает из волос песок.

Тим наблюдает с берега. И сам отряхивается тоже. После их валяний.

Стах закатывает джинсы, а потом спускает ноги по очереди в воду, отмывая потемневшие от песка ступни. Спрашивает Тима:

— Не подашь кроссовки?

— Ты там наденешь?..

— Так если я спущусь, опять буду в песке. Еще и ноги сырые.

— Не упадешь? Я подержу.

Тим забирается к нему. Помогает удержать равновесие. Стах слабо морщится, когда приходится — на больной ноге.

— Арис, ну какие парки?..

— Тиша, не начинай.

— А вдруг ты сделаешь хуже?

— Уже не сделаю.

Стах заканчивает одеваться под тяжелое Тимово молчание. Внедряется в него со своими указами:

— Давай, твоя очередь. Ты кеды взял?

Тим потерянно оборачивается и спускается обратно на берег. Тоже закатывает джинсы. А потом возвращается — держаться за Стаха. Тот тоже держится. Взглядом за Тимовы оголенные щиколотки. Они чуть не светятся на солнце — настолько девственно белые.

Стах отворачивается. Проверяет бабушку с дедушкой, как они собираются. Потом сбивается и снова восстанавливает фокус. На Тимовых ногах.

Нет, так не пойдет.

Стах оборачивается назад, на воду. Усмехается. Придумывает про большой камень, который чуть дальше от берега:

— А давай тебя сфотографируем, как будто ты «Алель»?

Тим отвлекается от своего занятия, поднимает взгляд на Стаха, потом ищет причину. Находит. Тянет уголок губ.

— Арис, ты дурак?

— Не хочешь?

Тим не хочет. Ему надо изловчиться натянуть носки, а потом еще и кеды, балансируя на одной ноге и на плите.

Стах смиряется с собой. Ему неловко, но все-таки:

— Тиш?

— М-м?

— Можно дурацкий вопрос?

— Какой?

Стах зависает. Не совсем понимая, как спрашивать. Потом чуть наклоняется. Интересуется у Тима шепотом, словно хочет подловить:

— У тебя что, нет волос на ногах?..

Тим молчит. Справляется с последним кедом и, не завязывая шнурки — здесь, прячет их внутрь. Выпрямляется и говорит Стаху на ухо:

— У меня нигде нет. Ну… почти.

Стах загорается до самых ушей. Тим смотрит на него, сминая губы, чтобы не разулыбаться.

— Что ты смущаешься?

— Серьезно?..

— Ну-у… Не очень… Мне просто нравится тебя дразнить.

Стах, он, значит… Он теряет дар речи, да. А что еще ему остается?

Тим спрыгивает на берег. Садится на корточки, завязывает шнурки.

Стаху принципиально важно. Поэтому он спрашивает:

— Ты с самого начала пошутил надо мной, так?

— Насчет волос?

— Тиша…

— Нет. Не пошутил.

III

Тим успел завязать шнурки, опустить джинсы. Собрать вещи, выйти с пятачка. Но Стах, он все еще… он не понимает:

— Зачем?

Тим усиленно пытается не рассмеяться. Потому что:

— Ты все еще думаешь об этом?

Стах терпеть не может Тима. Честное слово. Когда он так себя ведет. Но терять уже нечего. И Стах уклончиво отвечает:

— Допустим.

— Ну-у… — Тим начинает задумчиво; сочинив ответ, не решается выдать и смотрит на Стаха очень хитро. А нет, решается: — Ты сильно обидишься, если я скажу «Ты поймешь, когда вырастешь»?

— Да я тебя сожру.

Тим прыскает.

— Дурак.

Но ответ уже слишком. И Стах не уверен, что хочет услышать от Тима — зачем. Ему теперь интересно — за что. Ему. Тим.

А Тим отвечает серьезно:

— Это не эстетично. Мне просто не нравится.

Стах грузится этим знанием, как чем-то, в чем Тим хочет его исправить. Стах Тима предупреждает заранее:

— Ни за что бы такого не сделал.

Тим сначала теряется, а потом даже осознает, к чему вот это заявление, и смущает Стаха окончательно:

— А… Ну… я не против. Если ты об этом.

Можно Стаху выйти? Откуда-нибудь из тела, откуда-нибудь из мира. Кто его тянул за язык?

Тим смотрит на него — и как-то лукаво, словно что-то пошлое хочет спросить. Потом говорит:

— Ладно, я не буду.

Стах очень рад. И хмуро выдает:

— Спасибо.

IV

Оставшуюся часть прогулки Стах может думать только о том, какой Тим… «эстетичный». Тим периодически его ловит, чтобы совсем не уходил в себя. Но потом решает не мешать.