Прогулки по Раю печали - [74]

— Ну… Мне, наверное, нравятся скандинавские дома. Только небольшие. Скандинавский стиль в целом… он простой, но уютный.

Стах теряется. Это так похоже на Тима. Это такой… север?..

— Норвегия, Финляндия?

— Угу…

Стах представляет Тима в просторном деревянном доме с большими окнами, за которыми — лес, представляет у камина на мягком пушистом ковре. Или с книгой в кресле и под пледом. И, представив, решает:

— Да, мне тоже нравится.

V

Дорожка уходит в крутой изгиб — у берега Финского залива. Тим замечает, как сидит на камнях пара в обнимку и смотрит на воду, переговариваясь между собой. Поэтому он вздыхает со своим немым «сейчас умру от зависти». Это настолько очевидно, что Стах прыскает.

— Тиша…

— Ну я тоже хочу…

У Стаха есть идея получше.

— Идем.

Тим даже ускоряет шаг за ним. Стах обгоняет дедушку с бабушкой, а потом сходит с дорожки — и на пляж. Снимает обувь.

Тим тянет уголок губ.

— Арис, что ты делаешь?

— Разувайся.

Тим, посомневавшись для вида, неторопливо и задумчиво развязывает шнурки, присев на корточки, как маленький ребенок. Снимает кеды, кладет в них носки. Распрямившись и удержав кеды за задники одной рукой, трогает ступней песок, нагретый солнцем.

— «Северная столица», «северная столица», тоже мне… — паясничает Стах. — Наслаждайся. Почти море.

Тим не очень-то наслаждается — он не доверяет обстановке и внимательно смотрит под ноги. Медленно идет за Стахом. Потом улыбается и поднимает на него взгляд. Говорит:

— Хочу на дикий одинокий пляж — и держать тебя за руку.

— Впишу в планы. Перед Новой Зеландией.

Тим тянет уголок губ и опускает голову. Он молчаливо плетется за Стахом, сосредоточенно делая шаги по песку. Потом уходит в свои мысли — и в себя.

Из себя зовет:

— Арис…

— М-м?

— Ты вроде отдаляешься?..

— В плане?

— От семьи…

Вот у Тима такие вопросы… неоконченные, когда Стах уже готов к претензиям, а не вот к этому… Стах не привыкает. Пульс не выравнивается.

— С чего ты взял?..

— С того, что ты «насочинял» о связи.

Стах замедляется и равняется с Тимом. Долго держит тишину, подбирая слова. А потом все-таки пытается сказать ему то, что должен:

— Она весь год истерила… что я отбиваюсь от рук. Из-за тебя. Я считал: это идиотизм. Я был хорошим сыном. А сегодня утром… — Стах затихает и вздыхает. — Ладно, слушай. Мне это было не надо. «Свободы» или чего-то там еще. Нет, в целом я хотел, конечно, но было не критично, знаешь?

Тим кивает — и пытается понять. Стах замечает и тоже кивает.

Произносит:

— Хорошо, — потому что нехорошо — и слова не даются. — Так вот. Было не критично, а потом стало критично. Особенно когда… ты знаешь.

— Когда понял?..

— Нет, еще до этого. У меня с пониманием своих чувств вообще проблемы. Есть «должен» и есть все остальное… Дело не в тебе. Просто иначе в этом доме… Бабушка сегодня, — Стах вдруг возмущается, — сказала, что я типа хрупкий. Много она знает о том, как мне живется там.

— Ну… — Тим задумывается — и Стах стихает в ожидании приговора. — Может. Я тебе об этом говорил, но по-другому…

«Ты тоже ранимый. Ранимее меня. И тем грустнее, чем больше я осознаю: я себе разрешаю, а ты себе — нет».

— Но это так глубоко в тебе, что просто… Знаешь, Арис, ты… — Тим смотрит на воду в поисках подсказки. Находит: — Вот когда на морскую черепаху нападают, она прячется в панцирь. И это ее большой щит, без которого она не проживет. Но, если вдруг тебя тронуть, живого тебя, без этого щита, окажется, что ты мягкий и перепуганный. Еще, — Тим улыбается, — иногда ты, скорее, дикобраз, чем черепаха…

— Кто бы говорил, — усмехается Стах уязвленно, — ежик Тиша.

— Ну, да… Но я не скрываю, что «хрупкий». А тебе приходится…

Тим вздыхает и добавляет:

— Я вроде это понимаю… Но иногда… бывают моменты, когда я вижу, какой ты на самом деле, а потом касаюсь тебя — и ты выставляешь щит и выпускаешь иголки. Я ранюсь — и думаю, что ошибся…

И если с бабушкой Стах возмущался, то Тиму он говорит:

— Не ошибся… Просто… это вроде защитной реакции.

— Я знаю… Может, я знал и до этого… Но было так больно и так обидно. И я ненавидел, что настолько… И мне кажется, что сейчас происходит то же самое. И я просто…

— Это причина, почему я «отдаляюсь». От нее.

Тим замолкает и поднимает взгляд на Стаха в ожидании. Тот сдается:

— Оно возвращается. Когда она звонит. Вообще возвращается все. Раньше мне было плевать. Ну звонит и звонит. Всего пару раз в день. Это не сутки с ней. Я мог ей что-нибудь рассказывать. Отвлеченно. Чем занимался и куда ходил. Теперь я не могу. Потому что ты — не отвлеченное. И это все кранты как давит. Потому что эти голоса — их голоса — не замолкают. И я сразу вспоминаю, что бракованный и худший сын, который мог у них родиться. В этой дерьмовой семье. Я их ненавижу, веришь?

— Арис…

— Если я вернусь, они меня там расстреляют. Она же поймет. Рано или поздно.

— Ты не бракованный…

— Да? — усмехается Стах. — Просто «вероятность пошутила»?.. Почему со мной?

Тим замолкает.

Стах говорит тише и отчаяннее что-то, что устал внушать самому себе:

— Я не гей.

Тим проходит метр в ужасной тишине, когда вокруг — люди, дурацкий парк, целый мир, а Стах идет как нагой.

— Тебе нравятся девушки?