Прогулки по Раю печали - [73]

— С гейзером, — уточняет Стах.

— Сташа…

— Тим вообще сказал, что «Солнце» детское.

— Ну такое… — отбивается Тим пространно.

Стах толкает Тима плечом. А потом совершает месть:

— Я сказал Тиму, что вольеры остались целыми после войны.

— Остались, — говорит дедушка — и сразу находит рассказать, что не осталось.

Стах перепоручает ему Тима. В назидание Тиму. Чтобы не вредничал. И отстает вместе с бабушкой. Но… Тим потихоньку вовлекается в рассказ, а Стах остается с бабушкой, еще не подозревая, чем обернется.

— А сколько ему, ты сказал?

— Семнадцать.

— Не очень вроде и похоже, да?..

Стах смотрит вслед Тиму, пытаясь понять, на что похожа одна из его сторон. Отвечает так:

— Он бывает разным.

— Мне просто кажется все время, что он какой-то… хрупкий?

Стах задумывается всерьез.

— Иногда. Но в целом нет. Это больше внешнее…

Бабушка примеряет. А потом спрашивает с участием:

— Как ты, только наоборот?

— Не понял.

Бабушка вдруг улыбается — и взглядом больше, чем губами. И смотрит на Стаха ласково и как-то хитро. Или Стаху кажется, что хитро. Но, в общем, как будто он притворяется и на самом деле какой-нибудь слабак. А он не притворяется. Иначе как он выжил? Поэтому он цокает и протестует:

— Может, ты еще считаешь, как они, что я ногу себе сломал специально? Потому что испугался соревнований?

— Сташа, ради бога… Я же не об этом.

— А о чем?

Она вздыхает. И смотрит на него как-то встревоженно. Но не отвечает слишком долго.

— Знаешь, я, скорее, ожидал, что ты спросишь что-то вроде: «Как вы общаетесь такие разные? Тим вон хрупкий, а ты слон в посудной лавке».

— А ты слон в посудной лавке? Кажется, ходишь вокруг него чуть не на цыпочках…

Стах открывает рот — и так идет, с открытым ртом. Ни фига себе новости. От бабушки. Хрупкий и ходит на цыпочках. Отличная характеристика. Стах всегда о такой мечтал.

А она еще спрашивает:

— Это же хорошо?

— Ага. Кому? Тиму?

— Сташа, что ты злишься?..

— Так, а что ты говоришь?

— Если бы тебе было плохо, ты бы своего Тима не привез и город ему не показывал… Я, наоборот, думаю, что хорошо. Потому что ты обычно тоже весь в себе — и никого не подпускаешь… А хрупкий — это не в плане, что слабый и ломкий. Я, может, слово какое-то неподходящее подобрала, что тебя оно задело?.. Я имела в виду, что… уязвимый, чувствительный? В положительном ключе.

Стах прячет руки в карманы джинсов и вздыхает на бабушку. Щеки у него пылают.

«Сташа, ты такой мальчик восприимчивый…»

И он говорит:

— Это не так.

Бабушка пожимает плечами и сдается сразу, словно не очень-то хотелось — Стахова согласия:

— Ладно…

В общем, она так сдается, что он в курсе: она не перестала считать себя правой. А хуже всего — она не перестала быть правой.

Не выдержав, Стах цокает и ускоряет шаг. Уж лучше он послушает в десятый раз о восстановлении Петергофа.

IV

В отличие от французского Нижнего парка с его прямыми дорожками, прямоугольниками прудов и канала, Александрия со своим воздушным пейзажным стилем выглядит скромно, освобожденно — и даже не как английская леди, а как сонная девушка, снявшая корсет после бала.

И хотя у нее аккуратные дорожки, по которым иногда легко проезжают кареты, они плавно изгибаются, поднимаются и опускаются среди естественной красоты природы.

И пока чета Лофицких отправляется в сторону церквушки, застывшей на холме инородным телом — среди зелени и дорожек, Тим смотрит на эту церквушку расстроенно, с досадой говорит:

— А вот еще одна…

Дело в том, что еще до входа в парк он имел честь засмотреться на Дворцовые конюшни, замершие во времени со смиренно потухшими окнами. Они его впечатлили, как золото и рюши…

— Это здание не слишком странное? — шепнул Тим Стаху на ухо.

— Отчего?

— Ну оно как будто готика, но как будто понарошку…

— Сейчас мы спросим мнение эксперта, — решил Стах. — Деда? Почему это здание странное?

— Почему странное?

— Как готика, только не готика.

— Так потому что «псевдо». Тут стилей понамешано…

— А…

В общем, Стах думает: Тим не хочет идти в сторону церкви. Они и не к ней, а мимо, к пляжу. Бабушка с дедушкой все дальше, а Стах возвращается к Тиму.

— А что за Руинный мост?

— Ну, он на руинах дворца.

— Я хочу посмотреть.

— На обратном пути? — улыбается Стах. — Мы же на пикник собрались.

— А…

— Идем.

Тим послушно идет. Между делом косится в сторону церкви и говорит:

— Нет, Арис, слушай… все-таки она немножко слишком…

Стах усмехается:

— Церковь?

— Нет, «псевдоготика».

— Готика в целом не слишком?..

— Кажется… — соглашается Тим. — Она какая-то колючая…

Стах хохочет.

— Тиша…

Тим идет следом и канючит:

— Ну чего?..

— Ладно, что тебе тогда нравится?

— Ну… парк вроде ничего?.. Этот лучше, чем прошлый. Он английский, да?

— Да. Но я так-то спросил про архитектуру.

— А…

До Тима доходит, дальше — он зависает.

Стах помогает ему так:

— Мне нравится, как выглядит старый Гамбург. Или Амстердам. В общем, эти европейские домики, которые жмутся друг к другу боками, знаешь? А деда говорит, что самая красивая страна в мире — Швейцария. Но это, может, даже не в плане архитектуры, просто спокойно, много природы и виды потрясающие.

— Швейцарские горы?..

— И самые чистые озера…

Тим идет тихо какое-то время, а потом все-таки говорит: