Прогулки по Раю печали - [72]

Но Стах отвечает:

— Знаю.

Тим опускает голову.

— Мне нравится, — говорит Стах. — Когда ты разговорчивый.

Тим улыбается и закрывается рукой.

«И когда ты улыбаешься».

— Я показал бы тебе, — говорит Тим. — Там спокойно. Я про это ощущение… уединения.

Стах усмиряет улыбку.

«Я не хочу возвращаться, знаешь?»

— Помнишь, — добавляет Тим тише, — когда мы ехали в поезде, я… ну… я все смотрел в окно. И удивлялся. Не слишком они большие — эти деревья? Чем дальше от севера… Здесь даже небо выше, Арис…

— Легче дышать.

— Нет… Это тебе, а мне… ну… не страшно, просто…

— Это большой хороший мир.

— Арис… — Тим тянет уголок губ и поднимает взгляд. — Не обижайся, у меня… ну, мне было там не плохо. Вернее… Нет, конечно… — Тим вздыхает, прячется за ресницами, сжимается в клубок, ерошит себе волосы рукой. — У меня тоже бывало это чувство, словно я заперт и задыхаюсь. Но не дома. И не двадцать четыре на семь. Ты просто… Может, у тебя не было таких мест. Как эти камни здесь…

Стах соглашается. Мысленно. Уходит в себя.

Там ничего не было. Кроме гимназии, бассейна и квартиры, улиц, по которым Стаха таскала мать, и сопок, в которые он упирался взглядом, когда хотелось чистый горизонт — и вдох. Бесконечная морось, долгая зима, полярная ночь, когда кончается день — и свет, а от усталости хочется вздернуться.

— Двадцать восьмого… перед тем, как мы познакомились… Нет, вообще-то, я никогда не думал с собой покончить, ни разу. Не по-настоящему. Но я утром встал и понял: очередной день рождения. И я там. И это самый скотский день на свете. И меня заранее тошнит. И я ушел в ванную, а там на раковине снотворное. И вот знаешь… Никогда я не думал с собой покончить, но в этот момент — это правда был какой-то момент — мне хотелось наглотаться таблеток. Только бы сбежать оттуда.

Тим долго смотрит на него. С тоской. Потом касается носом его плеча. И пробует спросить еще раз:

— Не скажешь?.. Что случилось этим утром?

Стах обжигается о его вопрос — и вроде хочет сознаться, но не может.

— Я сказал ей про поселок.

Тим теряется. Не понимает:

— Она разве не знала?..

— Если бы знала — не пустила. Потому что началось… про блага цивилизации, домашний скот и крыс, про какие-то мифические болезни… Я уверен: в доме все коммуникации проведены. Сейчас бы еще дедушка с больной спиной воду таскал в какую-нибудь баню. У меня иногда ощущение, что мать живет в каком-то своем мире, где что ни событие, то катастрофа.

— А почему об этом говорил с ней ты?..

Стах цокает. Без охоты отвечает:

— Мне это было нужно. Сказал, что там не будет связи. Она, наверное, теперь пребывает в ужасе. А мне, Тиша, неделю хотя бы отдохнуть от ее этих истерик…

Тим слушает внимательно, трогает за рукав и говорит:

— Арис, мне правда очень жаль.

Стах усмехается.

— Самое смешное, она, главное, с вопросом: «Неужели не скучаешь?» Неужели. Мог бы — даже и не вспоминал бы…

Тим понимает. Он ничего не говорит. Но он рядом. Этого достаточно. Это все, что было нужно. Этим утром и вообще.

Тим сознается, как извиняется:

— Я скучаю… по папе.

И Стах только сейчас вспоминает — про него. Тим приехал и не отчитался. Что жив-здоров, что их встретили, кровать постелили, стол накрыли и держат в тепле.

— А твой папа не сходит с ума? Ты же вроде первый раз уехал…

— Не знаю… Может, сходит. Я схожу. Немного. Но не потому, что плохо… Просто…

Тим начинает крутить ремешок вокруг запястья. Стах расцепляет его руки и цокает. И, отпустив, усмехается с досадой, осознав, в чем смысл — держать Тима за руку. Сейчас, в дороге, всегда. Везде, где они не могут. Так он хотя бы не калечится…

— Позвонишь папе вечером, хочешь?

— А я не знаю, он дома или… ну…

— А номер знаешь?

Тим слабо кивает.

— Значит, дозвонишься. Не грусти.

Тим тянет уголок губ и поднимает на Стаха осторожный ласковый взгляд.

— Не обижайся на меня за утро…

— Я не обижаюсь, — говорит Стах в целом про себя. И спрашивает не Тима, а что-то, что мешало ему вспомнить, что, вообще-то, он не обижается: — Ты-то здесь при чем?

— Ну… я вроде как теперь при всем.

Стах усмехается. И спрашивает, почему-то вспомнив Тимово: «Ты же знаешь?.. Я не отказываюсь… ну… дружить… Если хочешь. Если тебе нужен друг…»

— Ты все еще мой лучший друг?

Тим всматривается в него, словно пытается понять, к чему он. И говорит:

— Я стараюсь.

Стах кивает. Он тоже. И он говорит:

— Хорошо.

III

Тиму хватает паузы, и он приходит в себя, перестает капризничать и плакаться, что все болит и солнце. Стах делает еще одну заметку. И теперь всем составом они потихоньку выбираются из Нижнего, чтобы пойти в Александрию.

Бабушка спрашивает Тима:

— Как вам парк?

— Ничего… — и в «ничего» Тим умещает осторожную улыбку и оглядывается на Стаха.

Тот подмигивает. Тим отчего-то очень смущается. Стах не привык, что смущается Тим, и теперь смущается сам.

— А вольеры?

— Тоже… — Тим честно пытается — поддерживать разговор, но у него не то чтобы получается. Тогда он добавляет: — Мы еще пытались кормить птиц на пруду. Они там совсем не пугливые.

— Тим даже лебедя потрогал.

Тим почему-то стесняется этого факта.

— Ну… немного…

Бабушка улыбается и спрашивает:

— А как вам фонтаны?

— Я один выбрал в любимые… Правда, Арис назвал его лужей…