Прогулки по Раю печали - [71]

Тим опускается рядом и тяжело вздыхает. Какое-то время он жмется плечом, потом утоляет жажду и тянет Стаху открытую бутылку. Тот обхватывает горлышко губами и делает несколько больших глотков. Просит крышку жестом. Закрутив, убирает бутылку в рюкзак.

К этому моменту Тим немного приходит в себя и кладет руку на пульсирующее колено, гладит большим пальцем. Стах дергается.

— Больно?

— Тиш, ты… Давай не здесь.

— Нельзя тебя коснуться?

— Так — нельзя.

Тим сразу замыкается в себе. По нему видно, что обиделся. Но это необоснованно. Зачем на виду, когда в любой момент могут прийти бабушка с дедушкой? Тим же не совсем дурак. И Стах толкает его плечом, чтобы пришел в себя. Тим не реагирует. Тогда Стах толкает еще раз — и вглядывается в его лицо.

У Тима опять. Он устал и теперь сделался невыносимым.

— И чего тебя сбоит? Перегрузка системы?

Тим расстраивается.

— Может…

— Ну все, — примирительно говорит Стах, — уже отдыхаем.

Тим слабо кивает. Отходит, но как-то медленно и тяжело. Потом наклоняет голову, смотрит на Стаха сверху вниз. Зрачки от солнца у него сейчас узкие, как черные бусинки, а вокруг них — океан с металлическими прожилками. Тим подслеповато щурится и часто моргает. Стах смягчается и улыбается.

Тим тут же расстраивается, опять жмется — и почти раскаянно.

— Ну чего ты, котофей?

Тим грустит и шепчет:

— Прости…

Стах моментом все на свете Тиму прощает — за красивые глаза, разумеется.

— Можешь немного вредничать. Если очень хочется.

— Я просто устал…

— Я знаю.

— Но мне очень понравились птицы. И парк тоже, даже если помпезный…

— Хорошо.

— И я очень люблю тебя.

Тим…

Стах смотрит на него обезоруженно. И чмокнул бы Тима в лоб. Ну, вместо тысячи слов. В знак признательности и всякого такого. Только не здесь.

В общем, он говорит:

— Да.

Тим сминает губы, чтобы не заулыбаться.

— «Да, я тоже» или «Да, сойдет»?

— Да.

Тим толкает Стаха, и тот усмехается. Ловит. Тим сразу расслабляется в его руках и сползает куда-то вниз. Стах дразнит его, поплывшего, сверху:

— Да, да, да, да…

Тим вдруг жмурится и улыбается, как если бы собрался рассмеяться, и не вырывается — наоборот.

— Сташа, — зовет бабушка, — вот вы где… Отдыхаете?

Стах оборачивается, отпуская Тима, и тот почти сразу сникает, вздыхает, садится, как порядочный человек, подтягивает коленки к себе и укладывает на них подбородок.

Бабушка с дедушкой размещаются неподалеку, чтобы тоже немного отдохнуть.

А Стах замечает, как поживает Тим (Тим поживает в печали), и толкает его плечом.

Шепчет:

— Ты — не слишком очевидно?

— Вот Арис, — бубнит, — представь, что ты был на седьмом небе, а потом тебя дернули за руку — и ты мало того, что рухнул, так еще и вспахал землю носом…

— Я понял, — усмехается Стах, — ты отлично держишься.

Тим ответственно кивает.

— Угу.

И Стах снова толкает его плечом за дурной характер. Обнаглел. Тим — обнаглел.

— Вот так тебя один раз погладишь, потом сразу начинаются кошачьи капризы.

Тим чуть поворачивает голову, не отрывая взгляда от воды, и, обнажив зубы, на Стаха шипит.

Стах отвечает:

— Язва.

— Я тебя поцарапаю.

— Я бы тебя покусал, но тебе же понравится…

— Да, — отвечает Тим, невинно опустив глаза, и ковыряет джинсу на коленке пальцем, — я потом попрошу еще…

Ужас. Кошмар.

II

А потом Тим замирает — и Стах остается в тишине, за которой Тима привел сюда. Это одно из немногих мест в парке, где мало людей; волна лениво толкается в берег — и до самого горизонта залив блестит мелкой рябью на солнце. А солнце печет спины, и периодически холодный ветер, забираясь под одежду, вызывает мелкие мурашки.

— Странно, когда такое ощущение в подобном месте… — говорит Тим.

— Что?..

— Ну… это вроде сопок.

— В плане?

— Ты забирался высоко на сопки?

Стах усмехается и говорит:

— Мать бы хватил удар.

— А… И — никогда?

— Ни разу.

Тим смотрит на него задумчиво.

— А мы ходили с папой… Забирались высоко, к озеру — и там лежали.

— Там же одни болота.

— Арис… — просит Тим.

— Что, не одни болота? Еще есть грязь и мох?

— Ягель, низенькие травы и цветы, черника. Болота тоже, в них на солнце такая вода, очень теплая. Мы немного ходили, все равно что по какому-нибудь облаку. Но это было не страшное болото, маленькое, между камней. Ну там такие камни… большие, как спины гигантских черепах, — Тим тянет уголок губ. — Они иногда как площадка в спортзале — и почти что ровные.

Стах увлекается и смотрит на Тима как-то странно. Хотя бы потому, что сначала хотел подначивать, но поймал его очарование — и сдержался. Но этого очарования у Стаха нет, нисколько.

— Для меня сопки — это вроде стен. Куда ни посмотри — везде они. Вокруг всего города. И нечем дышать.

— А для меня иначе… Я просто… Ты не забирался — может, поэтому?.. Когда мы поднимались… казалось, что эта сопка — никогда не кончается. И вроде ты все выше, и ветер все сильнее, но есть куда еще. А небо… ну оно уже совсем близко. Еще чуть-чуть — и дотянуться. И весь город снизу словно на ладони, знаешь?.. Оттуда видно порт и залив. О, — Тим улыбается. И шепчет, смущаясь: — Как-то у озера была такая забавная оптическая иллюзия… Оно же высоко, а залив — там, внизу, и очень далеко. Но если отойти и чуть-чуть повыше — над озером, с определенного угла кажется, словно они сливаются, крохотное озеро и огромный залив. Ну, знаешь… — Тим совсем смущается — и не может объяснить, что это за чувство — когда столь малое со столь многим становится одним целым, а между этим — километры.