Прогулки по Раю печали - [67]

Стах падает в кровать, поджимает ногу. Тим сразу его укрывает, обнимает, укладываясь рядом. Стаху плохо. Это не физически. То ли от недосыпа, то ли в целом. И он жалуется, что:

— Нога болит…

— Может, еще намазать?

— Тиш, — просит Стах — и просит так, чтобы он заткнулся.

Тим приподнимается. Целует ласково в висок. От Тимовой дурацкой нежности щиплет в носу.

— Ну перестань.

Тим ложится рядом и затихает. Стах ловит его руку, чтобы и она затихла, не царапалась, не ласкала. Тим очень близко, и шепот у него — интимно-оглушающий:

— Арис, ты такой несчастный дурак… совсем себя не жалеешь.

Стах стискивает зубы, хватается за Тима и утыкается в него носом, чтобы хотя бы он. Тим жалеет. А Стаху нестерпимо хочется пореветь — и никак не можется.

Глава 23. Пластыри

I

Стаху пусто. Когда он просыпается ближе к обеду, и Тим сопит под боком, калачиком свернувшись рядом. Сопит и прижимается спиной, оголенной поясницей. Острые крылья лопаток туго обтянуты футболкой, одеяло сбуравлено под ноги. Только синее… Стах кладет на Тима руку, чтобы на ощупь утвердить его присутствие. Трет глаза, ищет, где белое, теряет линзу.

Он в линзах лег… Вот черт.

Стах удерживает ее тонкую пленочку, поднимает с пола белое одеяло, кладет на кровать. Смотрит на Тима как-то беспомощно, потом вздыхает и уносит линзу в ванную. Там промывает в растворе, вставляет обратно, промаргивается. Смотрит на себя — замученного, но спокойного.

Он спрашивает: «Я должен об этом подумать?» — и не знает, о чем конкретно, когда утром случилось так много. Стах чувствует, что ему нужен Тим. Потому что случилось так много.

И он возвращается обратно, поправляет одеяла. Потом смотрит на плавный изгиб Тимова бока. И кажется, что со спины не понять, худенький парнишка или девушка. Стах может провести рукой по белой коже, лечь рядом и обнять.

Ему мешают сны. В общем-то, с этого все началось… Однажды Стаху привиделось…

Легче или нет от этих снов?.. Отпускает или нет?

Стаху мерещится, что сейчас, в эту секунду, ни хрена его не отпускает, наоборот.

Он зовет, он умоляет:

— Тиш…

Тычется носом в угловатое плечо. Прижимается к нему щекой. Смотрит на обескровленное сном лицо и побледневшие разомкнутые губы. Ресницы с бровями такие черные, что, кажется, вычитают себя из пространства.

«Неземной» — такое хорошее слово о Тиме. Стах сдается, проводит рукой по мягким волосам и отстает.

II

Поднять Тима с постели — задача не из легких: Стах попытался призвать его к столу три раза. Два из них Тим угукал, а потом бормотал что-то наподобие «Еще чуть-чуть». В последний он даже честно старался сесть, но все пошло не так.

Уже два часа дня, уже пообедали. Тим не ел со вчерашнего вечера. Стах пристает к нему, наваливается, кусает за плечо, дует ему в ухо, шепчет наигранно грозно:

— Тиша, давай вставай, что ты как маленький?

Маленький Тим трет ухо, в которое ему нашептали, отгоняет Стаха. Отогнав, машет рукой по воздуху, находит, цепляет, чтобы не ушел совсем, и просит:

— Арис, полежи со мной…

— Нет, я уже сто раз проснулся. Тебе тоже надо. В самом деле, Тиша, ты спишь уже одиннадцатый час.

— Ну я без сил…

— А знаешь почему? Ты ничего не ешь. Вставай. Уже обед, уже прошел, а ты валяешься…

Тим страдает, кривится, досадует:

— Еда…

— Еда. Идем, давай.

Стах тянет Тима с кровати. Тот поднимается и морщится, и вроде ловит за руки, а потом падает, канючит:

— Не могу…

— Ну что ты?

— Все болит… Даже те мышцы, о существовании которых я и не подозревал…

— Ты же биолог…

Тим надламывает брови несчастно.

— Представляешь?

Стах прыскает.

— Начнешь двигаться — станет попроще. Останешься лежать — будет болеть еще сильнее.

Тим расстраивается:

— Куда сильнее?..

— Все, встаем, давай.

Стах вытягивает Тима с кровати. Тим вытягивается, но хнычет.

— Ну Арис, ну пожалуйста, ну можно мне завтрак в постель? Что ты такой жестокий?

— Тиша, что ты выдумал?

— Ну Арис…

— Все, пошли.

Тим выключает в себе грустного ребенка и, смирившись с положением, бубнит:

— Садист.

III

Тим спал за столом, Тим спит после стола — вот он сидит опять в кровати, зевает, роняет голову.

Стах все еще пытается его растормошить, вовлечь в действие, чтобы не думать о том, что остается между ними:

— …И вот за пляжем такой пятачок, совсем небольшой, и обычно — ни души. Мы там пикник устроим. Пока ты спал, я уже два раза успел сгонять в магазин.

Тиму, конечно, очень интересно: он укладывается на подушку, закрывает глаза и стихает. Стах замечает и цокает на все свои напрасные усилия.

IV

Тим как-то в сто тысяч раз медленнее завязывает шнурки, усевшись на банкетку в прихожей. Потом смотрит на Стаха снизу — и тянет ему руки: мол, помоги подняться. Стах усмехается.

— Тиша…

— Ну если я умираю…

— Сколько можно умирать?

— Садист.

Стах вытягивает Тима с места. Ждет, когда выйдут бабушка с дедушкой и, пропустив Тима вперед, вдруг ловит его. Он не может — Тима отпустить. Все утро его не было, не было весь день. Тим сам не просил, не сегодня, а Стаху надо.

Стах обнимает его со спины. Кусает за плечо, испытывая какое-то подавленное отчаяние почти на физическом уровне.

Тим замирает. И ни черта не знает. Сколько он значит, сколько всего случается из-за него, как он болит, влезая под кожу. Стах прижимается носом и не двигается несколько секунд.