Прогулки по Раю печали - [64]

А Тим осторожно тянет уголок губ.

— Я вроде не говорил…

— О чем?

— Что люблю синий цвет.

Стах и не знал. Но усмехается.

— А я — что люблю грибы. Ну вроде мы квиты? Не мсти мне.

Тим сразу опускает голову, чтобы спрятаться. Потом поднимается, собирается в душ. Стах все еще стоит на пороге, и Тим, не миновав, замирает рядом.

— Не проходит?

Его вопрос проходит. Навылет. Стах опирается на больную ногу и делает шаг с места.

— С чего ты взял?

III

Стах приоткрывает окно, чтобы проветрить комнату перед сном. Механически восстанавливает кровать после Тима: правит сбуравленную простынь, выпрямляет одеяла. И только затем он садится среди рыжих прямоугольников, трогает бесящее колено. Будет тюкать до самого утра. Если повезет.

Стах сидит, почти не двигаясь. Скользит взглядом по вещам в развороченной сумке. По толстовке, оставленной на кресле. Тим есть. Если в первый день Стаху казалось, что он отсутствует, теперь он есть. Ощутимо. В свете, в воздухе, в постели. Везде.

IV

Тим заглядывает внутрь, крадется из темноты. Шепчет:

— Не спишь?

Стах пожимает плечами. И ждет, что он скажет.

Тим садится рядом. Помолчать. Поковырять край футболки. Потом чуть-чуть приподнимает свои прямые пушистые ресницы — и как будто виноватый. Потом касается руки Стаха пальцами, и тот сжимает эти пальцы. Сдается и зовет Тима кивком. Тим сразу обнимает, обволакивая своим этим запахом. Стах подставляет скулу под теплые губы, переставшие царапать после душа, утыкается в Тима носом, закрывает глаза. Вдыхает — и теряет усталость, апатию.

Тим чуть отстраняется. Касается. Чуть выше колена. Одними пальцами, подушечками, невесомо почти.

— Ты чем-нибудь намазал?.. Ну, чтобы не болело…

Стаху вдруг хочется поныть, и он ноет:

— Что ты прицепился, Тиша?

Тим сразу целует в уголок губ и проводит рукой по волосам, заглядывает снизу вверх в глаза участливо. И Стах замирает какой-то обезоруженный, беспомощный и побежденный. Дурак. И Тим саднит. Везде. И сердце еще опять…

Стах не понимает:

— Не обижаешься?..

Тим вздыхает. Не обижается. Утомленно роняет голову Стаху на плечо, упирается лбом. Не шевелится. И Стах странно себя чувствует, когда Тим — такой. Со всеми своими нежностями.

Стах обзывается, чтобы восстановить Тима в должности и оправдать:

— Котофей.

Тим хрипло отзывается:

— М-м?

Стах не планировал, что отзовется, и стихает.

— Арис? — зовет-канючит. — А где ты сломал? В смысле… ну… какую кость?..

— А. Да сразу две. Вообще — колено.

— Колено?.. — у Тима трагедия.

Стах мгновенно утомляется.

— Котофей, началось…

Тим отрывается от Стаха и смотрит. Внимательно так смотрит.

— Покажи.

— Что там показывать? Шрамы?

— Шрамы?.. — у Тима трагедия в квадрате. — Открытый?..

— Так, Тиша…

— На колене — открытый? — трагедия в кубе.

Да, перелом редкий. Особенно при падении. Но Стаху повезло. С переломом, с неудачными операциями, по всем фронтам. Обсуждать и вспоминать подробности он, конечно, не собирается.

— Ну хватит.

— Ты не упал?..

— Упал.

Тим сидит очень грустный и тихий. Вглядывается в Стаха. Потом тянется к нему, обхватывает холодными руками запылавшее лицо. И умоляет:

— Просто скажи мне, что не врешь.

Стах смотрит в блестящие обсидиановые глаза, в которых дрожат рыжие блики. И охреневает.

— Никогда. Тебе — никогда, — говорит ответственно. — Тиша… ты сейчас как девушка. В плохом смысле. Не обижайся.

Тим не обижается, он — оскорбляется:

— Ты дурак?

— Так, а чего ты распереживался?

Тим повышает на Стаха шепот:

— Потому что я переживаю за тебя?

Логично, конечно…

Стах цокает и расплывается. Тим роняет руки ему на плечи и тяжело вздыхает. И уверяется:

— Дурак…

Тим отпускает. Стах Тима — нет. Хватает его под ребрами. Быстро целует в щеку несколько раз. Нападает почти. Тим сразу тает в руках и улыбается. А Стах линяет, пока не поздно, — и почему-то за болеутоляющей мазью.

Ну просто Тим… Что с него взять?..

V

Стах тысячу лет копается в аптечке, перебирая всякие тюбики. Тим, наверное, устал его ждать — и приходит сам. Забирается с ногами на диван, по-турецки. Оглядывается рассеянно. Они совсем одни — и Тим, кажется, почти расслабился. Потом, не усидев, он поднимается, подходит к Стаху, дотрагивается до его спины, скользит ладонью по футболке, приобнимает.

— Не нашел?

Стах замирает — и не привыкает. Тима очень много в пространстве… Стах проживает каждое его касание. Но, конечно, он делает вид, что ему такое раз плюнуть.

— Знаешь, что я подумал?..

— М-м?

— Мои старики — уже старики…

Тим тянет уголок губ, теперь совсем обнимает, немного неуклюже, сбоку, прижимается щекой к виску Стаха.

— Ты по аптечке понял?

— Осознал. Всю гадость бытия.

Тим улыбается. Отнимает одну руку от Стаха и принимает участие в поисках. Достает белый тюбик, читает.

— Это не подойдет?

— А я знаю?

— Чем ты обычно мажешь?..

— Обычно, Тиша, я терплю, а не вот это все…

— Арис… — тон у Тима нехороший такой.

— Что ты меня строишь? Не успели съехаться…

Тим даже прыскает. Шутка ему зашла, понимаете ли. Про совместную жизнь. Стах толкает его.

— Ну Арис…

— Ладно, давай сюда.

Тим задвигает за Стахом ящик, когда тот спешит отойти.

Стах падает, ставит одну ногу пяткой на диван, задирает штанину. С опозданием вспоминает, что тут всякие Тимы смотрят, как поживает его колено. Смотрят и садятся рядом.