Профессор Странностей - [8]

Шрифт
Интервал

Хотелось верить, что новость о похищении с североатлантического пляжа заполняет экраны и газеты. Хотя известно, что новости быстро прискучивают.

Но хотя условия заточения были сносны, я не мог без омерзения думать, что, возможно, с террористами торгуются. Мысль, что похищение удастся, что подонки получат деньги и уйдут безнаказанными, приводила меня в ярость. Фактически я не знал своих похитителей, но ненавидел их абстрактно, как лиц ненавистной мне террористской национальности.

При найме моем в Профессоры Странностей я протестовал против того, чтобы мне платили меньше, чем вышибале мозгов Тайсону, но получать меньше террористов — это уже последняя степень падения. А ведь эти рассчитывают получить за меня уж никак не меньше миллиона — мировой прейскурант известен. Нет уж, такого заработка я им не доставлю! Профессиональная честь не допускает. Не может их ремесло оплачиваться выше моего — это против мирового порядка. Тогда уж и отравителям нужно платить лучше, чем врачам.

Долго ли, коротко ли — скорее, долго, — но наконец ко мне ввалились сразу четверо. С камерой. И представитель мозгового центра — во главе.

— Скажите что-нибудь в кадр. О том, что вы здоровы и с нетерпением ждете освобождения. Ведь человеческая жизнь дороже любых долларов, правда? А уж ваша уникальная — тем более. Напомните об этом вашим друзьям.

Я прислонился к стене — словно при расстреле. Объектив смотрел в меня, как дуло.

Я долго готовился к этой минуте. И вложил весь пафос в первую фразу — на случай, если прекратят съемку на второй:

— Запрещаю платить за меня выкуп! Штурмуйте это гнездо, не заботясь о моей жизни! Если выйду и узнаю, что за меня заплачено, покончу с собой в знак протеста — чтобы деньги все равно пропали!

Пришельцы зачехлили камеру.

— Как вы горячитесь, однако. Но тем лучше видно, что вы живы и здоровы. Значит, вы желаете, чтобы нас всех перебили? Вот этих молодых парней? Ваше счастье, что, кроме меня, никто здесь по-вашему не понимает. Действительно, странности у вас.

Я все-таки дрогнул:

— У вас еще есть выбор: вывезите меня на тот же пляж, оставьте и растворитесь.

Ну не совсем дрогнул, но все-таки не выкрикнул в лицо маске: «Даже если немедленно освободите меня, я буду охотиться за вами всю жизнь!» Все-таки предложил им компромисс.

Ответа не последовало. Все вышли.

Я постарался усиленно артикулировать, говоря в камеру: даже если сотрут звук, любой глухонемой эксперт прочитает мою речь по губам.

Очень все-таки помогал Дюма — похитители сделали ошибку, что дали мне его. Я перечитывал по энному разу — и забывался, забывал о скуке одиночки. Зато с опозданием понял, как скучно бывало жене ждать меня в пустом доме. Надеюсь, теперь ее осаждают репортеры.

Хотя чего ее жалеть? Села в машину и поехала в гастроном. В супермаркет здешний. Шум, пестрота. Да и телевизор занятно показывает, хоть бы и на непонятном канадском языке.

Через какое-то время делегация явилась снова. Без камеры.

— Быстро собираться!

А чего мне собираться? Как вышел на пляж в тренировочном костюме, так в нем и пребываю. Дюма захватить?

— Книги оставить.

Неужели догадались, что Дюма мне помогает? Или обменивать везут?! Договорились все-таки о выкупе?!

Хватит ли у меня тогда решимости покончить с собой, как обещал?! Или расслаблюсь, рассоплюсь и вцеплюсь в проданную жизнь?! В продажную?!

Завязали глаза, повели. Повезли.

Машину встряхивало — необычно, по канадским стандартам. Видать, в лесные дебри забираемся. Туда, где даже в Америке кончается асфальт.

Значит, не обменяли, а перепрятали.

Теперь я оказался в натуральном подвале. Совсем тесном. Топчан да пара ведер в углу — питьевое и парашное. Но в довольно теплом подвале, к счастью. Не только никаких книг, но и свет лишь из зарешеченного оконца под потолком. Зарешеченного изнутри, чтобы я не мог разбить, а не наружные воры. Видать, в такой глуши воры не предусмотрены.

Зато ко мне снова вернулись дни и ночи.

Чтения не было, но появилось занятие: я стал выцарапывать черточки на деревянном топчане, на котором спал, не раздеваясь. Считал срок своего второго заточения. И чесался.

Чесался тщательно и подолгу — для развлечения тоже, но и взамен всех остальных гигиенических процедур. Иногда казалось, что мыться хочется больше, чем жить.

Обогревался мой подвал проходящей под потолком трубой — всегда горячей. Нужно было понимать, что в доме есть котел, — ну а дров вокруг, скорее всего, изобилие. Если я правильно высчитал и меня прятали в канадской тайге. Так что зимовье-то зимовьем, но с проблесками цивилизации. Канадская тайга — не якутская.

За неимением чтения я подолгу и тщательно фантазировал романы о своем освобождении: тайные агенты разведывали место, канадцы особого назначения шли на штурм. Командос, говоря на межъязе.

Я всегда недоумевал, почему в подобных случаях не пользуются газами: либо чтобы все уснули — террористы и заложники вповалку, либо чтобы потеряли ориентацию, как под действием ЛСД?! И теперь я мечтал о такой атаке — химической. Вернее, наркотической: шум, первые выстрелы, выбито мое оконце, чувствую миндальный запах газа, засыпаю — и просыпаюсь свободным и счастливым! Невыкупленным. На заднем плане грузят закованных с ног до головы террористов… Или версия ЛСД: террористов вяжут, а они смеются и ловят воображаемых ворон…


Еще от автора Михаил Михайлович Чулаки
Прощай, зеленая Пряжка

В книгу писателя и общественного деятеля входят самая известная повесть «Прощай, зеленая Пряжка!», написанная на основании личного опыта работы врачом-психиатром.


Борисоглеб

«БорисоГлеб» рассказывает о скрытой от посторонних глаз, преисполненной мучительных неудобств, неутоленного плотского влечения, забавных и трагических моментов жизни двух питерских братьев – сиамских близнецов.


У Пяти углов

Михаил Чулаки — автор повестей и романов «Что почем?», «Тенор», «Вечный хлеб», «Четыре портрета» и других. В новую его книгу вошли повести и рассказы последних лет. Пять углов — известный перекресток в центре Ленинграда, и все герои книги — ленинградцы, люди разных возрастов и разных профессий, но одинаково любящие свой город, воспитанные на его культурных и исторических традициях.


Большой футбол Господень

В новом романе популярного петербургского прозаика открывается взгляд на земную жизнь сверху – с точки зрения Господствующего Божества. В то же время на Земле «религиозный вундеркинд» старшеклассник Денис выступает со своим учением, становясь во главе Храма Божественных Супругов. В модную секту с разных сторон стекаются люди, пережившие горести в жизни, – девушка, искавшая в Чечне пропавшего жениха, мать убитого ребенка, бизнесмен, опасающийся мести… Автор пишет о вещах серьезных (о поразившем общество духовном застое, рождающем религиозное легковерие, о возникновении массовых психозов, о способах манипулирования общественным мнением), но делает это легко, иронично, проявляя талант бытописателя и тонкого психолога, мастерство плетения хитроумной интриги.


Вечный хлеб

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Книга радости — книга печали

В новую книгу ленинградского писателя вошли три повести. Автор поднимает в них вопросы этические, нравственные, его волнует тема противопоставления душевного богатства сытому материальному благополучию, тема любви, добра, волшебной силы искусства.