Профессор Странностей - [6]

Шрифт
Интервал

Самый лучший вопрос в эту среду снова задал баскетбольный красавец Джаспер.

— А есть там у вас рок? Или лучше — рэп?

Спорта ему мало для полноты жизни!

Я ответил в своем стиле непротиворечивой правды:

— Разделение искусства на массовое и элитарное — величайшая трагедия. Музыкальный раскол так же опасен для будущего, как противостояние рас и религий. Я бы назвал: музыкальный экстремизм и даже терроризм.

Лилиан нашла повод задержаться дольше всех. Я невольно смотрел на нее, когда отвечал на вопросы, а когда после конца беседы меня окружили уже в коридоре, все время ловил боковым зрением ее золотые волосы, достойные рекламировать лучший шампунь плюс кондиционер в одном флаконе и в разных.

Такое происходит помимо воли: во всякой аудитории, да просто в метро, я всегда автоматически выделяю какое-то женское лицо — самое привлекательное, самое волнующее в эту минуту. Потом двери открываются, публика выходит с лекции и из вагона — и лицо тотчас забывается, вытесняется следующим. Но здесь среды повторялись — и каждый раз я выделял именно Лилиан и только ее. Инстинктивно. Никаких планов я не строил.

Она — построила.

— Ты время иметь не торопить?

Понятно: она приглашала не торопиться — а не возжелала поторопить время.

— Да, конечно. По средам я занят только на семинаре.

Мы вышли в университетский парк — в кленовую канадскую осень.

Было солнечно и прохладно. Приходилось уже надевать плащи, но любого рода шляпы здесь не в ходу — до самых морозов. И никакой экран не предохранял меня от сияющего излучения ее волос.

— Земной опыт разнообразие есть. Мормоны из Юта даже современно остаются много жен. Конфидентно, против закон. В других миры другой путь для жизни, да?

Я уже приспособился отвечать непротиворечиво: не утверждая и не отрицая свой внеземлянский опыт.

— Разумеется, на разных планетах эту проблему решают очень разнообразно, я думаю. Да и разделение на два пола — чисто земное достижение. Могут быть совершенно иные варианты.

— Вот! Вариант! Точный смысл! Вариант иметь обоих жены: вариант молодой и вариант старой.

Я промолчал. Возможно, Лилиан рассуждала чисто теоретически.

Нет, невозможно. Женщины равнодушны к теориям, не переходящим в практику.

— Надо иметь равноправно для предложений, да? Равноправно полов. Хочешь иметь вариант: старая жена — твоя, новая жена — я. Тоже твоя, да?

Мужчина беззащитен перед инстинктом. Обнять такую юную и красивую — при малейшем воображении раздуваются ноздри.

Я сосредоточился и собрался с силами:

— Моя жена не приемлет многоженства, к сожалению.

— Она — старая, необходимость понять. Человек не собственность есть. Тоже муж.

Безжалостно и точно.

Пожалуй, именно безжалостность и точность меня немного отрезвили.

— Понимаешь, Лилиан, если бы мы встретились в Петербурге и ты бы рада была поселиться в коммунальной квартире со мной и со всеми неудобствами, я бы не устоял, конечно. Но у нас почти все поздно разбогатевшие мужчины меняют все разом — квартиру, жену, технику. Это банально и пошло. Не могу же я от радости, что у меня здесь дом и контракт на триста тысяч, тоже разом сменить мебель и жену.

— Что есть коммунальная — не понимать. Коммунизм кончился от Ельцина, да?

От Ельцина или нет, я обсуждать не стал.

— Коммунальная — это вроде студенческого общежития. Только для взрослых и семейных.

— Ты как профессор жить в кэмпус, да?

«Кэмпус» — университетский городок.

— В кэмпусе живут сплошь студенты, а в коммунальных наших — лица всех возрастов и различных образований — от трех классов до докторантуры. Что создает известную разность потенциалов.

— Нет, не понимать, что плохо в хороший дом?

— Ничего плохого, кроме хорошего. Но жена ведь терпела плохую жизнь, значит, должна вместе со мной привыкнуть и к хорошей. А старый муж с молодой женой всегда смешон. Еще Пушкин писал.

— Нет, не понимать тебе. Здесь земной менталитет, что хорошо устремление обнимать и целовать красивость. Твой иной менталитет — неземной есть.

Я придумал за нее слово «инопланетет», но не сказал. Не успел.

Она развернула меня лицом ко всем соблазнам — как в романтическом кино. И притянула к себе — за галстук.

Но я словно бы видел себя со стороны — дурак-профессор, польстившийся на студентку. И вежливо высвободился из заманчивых объятий.

Если Лилиан и нужны были добавочные доказательства моего внеземного происхождения, она их получила. Земной мужчина так себя вести не способен.

А получив доказательства, еще больше захотела заполучить внеземлянина. Быть может, единственного в окрестностях нашей планеты.

Наверное, ей было так же любопытно ознакомиться со внеземным устройством экспериментально, как и тому анатому, щеголявшему латынью. Jucundum ее одолевал.

— Можно не жена семь я. Можно свобода любви.

Наверное, я и правда немножко внеземлянин. Потому что давно уже жене не изменяю. И не от пылкой любви к ней, а из нежелания лишних хлопот: придумывать предлоги для отлучек, искать пристанища в пустующих квартирах и дачах — удовольствие минуемо, а неприятностей потом не оберешься… Да и вообще, постельные действа прекрасны в стройном молодом исполнении, а потом мы превращаемся в пародию на самих себя — юных и гибких. Но на нашей планете безопаснее хулить всех богов и диктаторов разом, чем покуситься на культ всемерного и пожизненного секса. В храмах этой веры сходятся любые расы, конфессии, политические системы.


Еще от автора Михаил Михайлович Чулаки
Прощай, зеленая Пряжка

В книгу писателя и общественного деятеля входят самая известная повесть «Прощай, зеленая Пряжка!», написанная на основании личного опыта работы врачом-психиатром.


Борисоглеб

«БорисоГлеб» рассказывает о скрытой от посторонних глаз, преисполненной мучительных неудобств, неутоленного плотского влечения, забавных и трагических моментов жизни двух питерских братьев – сиамских близнецов.


У Пяти углов

Михаил Чулаки — автор повестей и романов «Что почем?», «Тенор», «Вечный хлеб», «Четыре портрета» и других. В новую его книгу вошли повести и рассказы последних лет. Пять углов — известный перекресток в центре Ленинграда, и все герои книги — ленинградцы, люди разных возрастов и разных профессий, но одинаково любящие свой город, воспитанные на его культурных и исторических традициях.


Книга радости — книга печали

В новую книгу ленинградского писателя вошли три повести. Автор поднимает в них вопросы этические, нравственные, его волнует тема противопоставления душевного богатства сытому материальному благополучию, тема любви, добра, волшебной силы искусства.


Большой футбол Господень

В новом романе популярного петербургского прозаика открывается взгляд на земную жизнь сверху – с точки зрения Господствующего Божества. В то же время на Земле «религиозный вундеркинд» старшеклассник Денис выступает со своим учением, становясь во главе Храма Божественных Супругов. В модную секту с разных сторон стекаются люди, пережившие горести в жизни, – девушка, искавшая в Чечне пропавшего жениха, мать убитого ребенка, бизнесмен, опасающийся мести… Автор пишет о вещах серьезных (о поразившем общество духовном застое, рождающем религиозное легковерие, о возникновении массовых психозов, о способах манипулирования общественным мнением), но делает это легко, иронично, проявляя талант бытописателя и тонкого психолога, мастерство плетения хитроумной интриги.


Вечный хлеб

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.