Профессор Странностей - [4]

Во-вторых, и это разоблачало меня уже совсем бесповоротно, я не пил водку, в том числе и виски. Разумный непьющий внеземлянин выдавал бы себя за правоверного мусульманина — и вопросов бы не было, но то, что я прибыл в Галифакс через Россию, доказывало с очевидностью, что находился я в совершеннейших попыхах, так что не успел разобраться в местной алкогольной географии планеты пребывания.

— Как это у русского Пушкина? «С корабля — на первый бал Наташи»! — засмеялся Мак, будучи профессором славистики.

Профессора переглянулись с женами и понимающе отстали.

То есть отстали после приглашения к мясу и виски, но интерес их возрос геометрически, то и дело слышалось:

— А как у вас относятся к добрачному сексу?

— Разрешены ли у вас аборты?

Если посмотреть со стороны — действительно варварство. Я вообразил, как прилетел бы на чужую планету и увидел, что местные трехглазые гуманоиды о шести конечностях ради развлечения разводят крошечных зародышей, а потом вырезают их прямо из тела своих самок.

— Пока разрешены, к сожалению. Бесполезно запрещать то, что глубоко в нравах населения. От дикости полиция не предохранит.

Все закивали, а жена Мака продолжила дружеский допрос:

— А защищены ли у вас права сексуальных меньшинств?! Преодолел ли предубеждение ваш менталитет?

До чего же возрос и возмужал уже наш любимый межъяз!

— Знаете, «менталитет» я перевожу как воспаление мысли. Излишний менталитет мешает видеть реальность.

— Да, может быть, правда. Надо видеть прямо, что выбор пути любви есть глубоко личное право.

Я уже знал, что педерасты почитаемы, как святые мощи, здешними интеллектуалами. Безопаснее покуситься на права беженцев, владельцев оружия, даже на протекторат британской короны.

Если бы я действительно прибыл с какого-нибудь разумного и процветающего Малого Сириуса, я бы ответил гордо: «У нас царит полное единство физиологии!» Ну действительно, даже на Земле не существует меньшинств, которые вкушали бы от яств не через рот, а как-нибудь иначе.

Но я прибыл из реальной России и не хотел злоупотреблять не мною созданным мифом.

— Этот вопрос обсуждается обществом, — ответствовал в лучшем посольском стиле.

Интерес к беседе возрастал, так что я даже расслышал за спиной мечтательную реплику анатома профессора Портера:

— Jucunde cum investigare esset.

Каким-то образом я немного, но довольно понимаю по-латыни, чтобы разобрать желание профессора исследовать мое внутреннее строение. Впрочем, как кандидат во внеземляне я и должен был бы понимать самый универсальный из всех их земных языков. Противоядие против описанной мною вавилонской болезни. Jucunde меня возмутило в особенности: не только интересно, но даже и весело ему было бы сделать мне investigare — взрезать и заспиртовать, попросту говоря!

Вполне простительное желание для преданного науке ученого, но я на всякий случай поклялся себе без свидетелей к нему на кафедру не заходить.

Много еще возникало невинных вопросов. Я отвечал, как мог, жена скучала в тени клена, и наконец миссис Мак осведомилась:

— У вас принято, чтобы жены были старше мужей, да?

Безжалостные морщинки около глаз и на шее трогательно выдают, что моей жене далеко за тридцать, и она чрезмерно не маскируется — ни с помощью кремов, ни с помощью пластики.

— У нас принята полная свобода на этот счет, — любезно улыбнулся я любознательной миссис.

Зато сама миссис выглядела блестяще, принадлежа к единому возрасту — от двадцати до шестидесяти.

Вокруг успешно пили. Явилась даже бутылка вполне отечественной нашей водки.

— Эксклюзивно для русского гостя! — наклонялся Мак, пытаясь разбавить мое пиво.

Я отодвинул свою кружку, он не заметил и долго лил водку мне прямо на туфель. По шнуркам текло и внутрь попадало. Промочить ноги в водке мне еще никогда не случалось — буду когда-нибудь хвастаться на зависть родным алкоголикам.

Так что парти прошла прекрасно. Пищи для размышлений подано мною с избытком. И сплетений сюжетов для передачи из уст в уста.

Я принял только пару кружек пива (полпива, как назвали бы предки здешний щадящий напиток) и спокойно вел машину сам. В Петербурге у нас никогда машины не бывало, но здесь без просторного «понтиака» гордой пегой масти мы бы лишились одного из фундаментальных человеческих прав — свободы передвижения. И ездить по канадским дорогам как-то удивительно легко — сразу сел и поехал. Дома так бы не получилось.

— Конечно, ты болтаешь со всеми, а обо мне не думаешь, — сказала жена. — Молчу там одна, как дура. И по телевизору здесь тоже ничего не понять, — добавила она вполне логично.

— Выучи все-таки три-четыре сотни слов, — посоветовал я.

— На три-четыре сотни не проживешь — ни слов, ни долларов, — отмахнулась жена. — Надо иметь много или ничего.

О четырех сотнях долларов дома мы могли только мечтать — месячный оклад миллионера, по нашим масштабам, но никак не профессора. Но жена уже усвоила канадский стандарт — не усвоив канадских слов.

— Выучи много. Тем более что время досужее есть.

— Все равно ведь скоро уедем. Сколько ты думаешь здесь околачиваться?! Год перетерплю — и хватит. Купим квартиру в Питере, и еще на десять лет жизни останется — по нашим понятиям.