Профессор Странностей - [12]

Все-таки свободный человек. Все-таки не умерший с голоду.

Малочисленные внутренние калории согревали плохо, и в тулупе я все равно промерз к утру. Но не замерз пока насмерть! Вскочил и долго согревался движением.

Утром я решил обшаривать дом заново. Спичек! Весь мой канадский контракт за пару спичек!! Или за зажигалку.

В дальней комнате в углу под массивной лавкой усмотрел я какой-то ящик. Спрятавшийся вчера в сумерках. Не без натуги вытащил я находку на свет. На цветной крышке сверкали буквы: COSPAS-COMSAT. О чем-то они мне говорили. Я бестрепетно сорвал пломбу и открыл ящик. Там внутри лежал прибор, по форме напоминающий королевский жезл. Только с кнопками. Инструкция на нескольких языках что-то гласила. Я прочитал английскую часть.

Это был радиобуй для экстренного спасения. Для моряков, рыбаков, охотников. Включенный в международную спутниковую систему. Современный эквивалент лампы Аладдина, не больше и не меньше. Только вместо джиннов должны были явиться спасатели.

Ну, конечно же, я находился в Канаде, а там каждый таежный охотник наперечет. Спутники вращаются, и эскадрильи взлетают единой заблудшей жизни ради.

Похитителям моим вызывать свидетелей было незачем, это понятно. Но почему они не унесли ящик с собой, не выбросили просто-напросто?! Да и внутрь не заглянули, пломб не нарушили. Или испугались даже притронуться к слишком цветному, слишком техническому ящику? Подумали, что от одного прикосновения может пойти в эфир их уличающий сигнал?

Так или иначе, современную технику они недооценили.

Я дооценил. На инструкции очень картинно объяснялось, какие кнопки нажать, вместо того чтобы тереть лампу по методу Аладдина.

Я и нажал.

Теперь оставалось только подождать немного явления джиннов XX века. Зная канадцев, я был уверен, что спасатели не замедлят.

В нетопленых комнатах было холодней, чем снаружи. Я сидел на крыльце в своем тулупе. Прозрачное с ночи небо затянули тучи. Посыпался снег. Лыжня от дома уводила куда-то далеко и, может быть, наводила на след. Но теперь снег заметал следы отступления. Бегства. Ну да преследование похитителей меня уже не очень интересовало. Пусть беспокоится полиция, пытается поймать их прежде, чем они в свою очередь поймают какого-нибудь нового заложника. Пусть беспокоится полиция, а я слишком устал для этого.

Снежные тучи могли замедлить поиски. Но я верил, что спасатели пробьются. Верил и медлил завтракать холодной тушенкой, надеясь на горячую гречневую кашу с жареными помидорами и кофе с хрустящими булочками. Особенно хотелось именно родной гречневой каши — так ясно виделось каждое отдельное зернышко гречки непередаваемого коричневого цвета!.. Я не выдержал наплыва воображения и побежал за тушенкой. Прилетят спасатели — хватит места и для гречневой каши.

А были бы здесь продукты да какое-нибудь огниво, можно было бы и пожить, отдохнуть на зимовье. Так здесь тихо и снег девственный. Гулять, смотреть на медово-желтые сосновые стволы, погружаться в звездную бездонность, а потом сидеть перед камином…

И тут зажужжал вдали вертолет.

Забыв о приятностях тишины и снежной девственности, я вскочил и замахал вместо флага той самой лопатой, которая послужила мне последним рычагом для выхода на волю.

Красный спасательный вертолет присел на поляну — похожий на чрезмерно увеличенную модель кузнечика. На снег поспешно попрыгали спасатели — экономя секунды, как хорошие пожарники по тревоге. Подтвердилось мое Аладдиново счастье.

— I am a hostage, — кричал я навстречу им. — I am a free hostage!

«Свободный заложник» — сказано смело. Даже по-канадски.

И утонул в подставленных пуховиках.

Гречневой каши у них не нашлось. Но горячего кофе — сколько угодно. С разнообразными сандвичами. Я уже настолько вернулся в себя, что заглатывал только сыр и рыбу, отодвигая ветчину. Виски же пить не стал вовсе, подтверждая свою внеземную репутацию.

Участливый начальник, переговорив по телефону, осведомился, смогу ли я подождать здесь прибытия следователей. Но я нелюбезно посоветовал: пусть осматривают место происшествия без меня, и попросил поскорей доставить меня в хорошую баню. А после — в парикмахерскую. Рассказать же все немногое, что узнал и увидел из подвала, я смогу и в прохладном предбаннике.

И мы поспешно взлетели, приземлившись прямо в баню. Рядом. Там подавали сухой пар, и мокрый массаж в турецком стиле, и водопад мощностью в четверть Ниагары, под которым разминались тугие от долгой малоподвижности суставы.

Прямо в бассейне узнал я от нырнувшего ко мне профессора Маккарти, что искали меня не переставая, что пленку мою видели в беззвучном варианте, но с помощью экспертов из посольства действительно прочитали по губам, о чем потом долго писали в прессе — не о чтении по губам, а о требовании штурмовать террористов, невзирая на мою личность. Что гуманнейшая часть публики требовала, не слушая меня, договариваться с похитителями, говоря, что своей жизнью я рисковать волен, но жизнями связавших со мной свои судьбы террористов распоряжаться мне прав не дано. Теперь же террористы растворились бесследно, но что выкупа им, честное слово, не заплатили.