Продолжим наши игры+Кандибобер - [5]
Вот Гусятников — это холодноволновый передатчик. Правда-матка. Кулаком по столу. Искренность, доходящая до хамства. Единственный человек на фабрике, которого побаивается директор. Гусятников совершенно не признает сложности и многозначности явлений. Они имеют для него единственный смысл, очищенный от шелухи самолюбия, взаимоотношений чинов и авторитетов. Если меня прежде всего интересуют последствия, то Гусятников даже не задумывается о них. Мощно и неприступно сидит он в кабинете главного механика, и о его покатые плечи и широкий лоб разбиваются все нестройные, но отчаянные атаки художников, снабженцев, производственников, пытающихся свои промахи свалить на механиков, на старое оборудование, оснастку.
Кто еще? Кто еще представляет собой реальную силу? Да, чуть не забыл — мой начальник Бабич. Мой наивный, очкастый и сверх всякой меры справедливый Бабич. Ну, уж с ним-то мы справимся, этот не опасен. Скорее, ему нужно меня бояться.
Зина… Зинаида. Наш скульптор, если можно так выразиться. Крокодилов ваяет, пупсиков, как-то даже бабу-ягу изобразила в гипсе, правда, в производство она не пошла — уж больно отвратной оказалась. Зине тридцать с гаком. Холостая. А отсюда — постоянная готовность к прыжку. Чтобы далеко пойти, зайдет как угодно далеко. Впрочем… далеко зашли мы с ней оба. Это дало ей основание смотреть на меня серьезно. Ну что ж, четвертый десяток на все заставляет смотреть серьезно. Пока я не подписал приказ об ее отставке, она не сделает мне ничего плохого. Но такой приказ будет. Это неизбежно. В конце концов, мне двадцать семь.
Два человека с совершенно разными судьбами возникают передо мной, когда я думаю о себе, два разных меня. В сорок лет у меня не будет выбора — я буду одним из них.
Но каким?
Один живет в собственном особняке, второй — в однокомнатной квартире общего дома. Один разъезжает на машине, второй добирается трамваем. Но странно иногда видеть — машина на полной скорости и неторопливо шагающий человек движутся рядом и приближаются ко мне одновременно. Первый немногословен, видно, что он не привык просить или повторять дважды. Его зовут просто и почтительно — Василий Тихонович, а заглазно подчиненные называют еще проще и почтительней — В. Т. Он нравится мне больше, чем второй — разговорчивый, чтобы не сказать болтливый, в замызганных зеленоватых штанах и в пиджаке, который висит на нем, как на гвозде — с вертикальными складками. Когда-то его, очевидно, звали «товарищем Ворохобиным», но со временем имя сократилось до «Тов. Ворох». Эту кличку обычно пишут размашисто и пренебрежительно, с обязательным указанием того, что надлежит сделать: подготовить, проследить, обеспечить. Он живет во мне тихо и неприметно, живет, не повышая голоса. Уже не помню случая, когда бы послушался его, и он все реже беспокоит меня. Но слова его не забываются. Они сжимаются, прячутся где-то глубоко во мне и только ждут удобного момента, чтобы предстать во всей своей рыцарской красе. Ах-ах! Как мы горды и благородны! Как мы неподкупны и бескорыстны Кушать вот только хочется.
И вот мы идем. Вчетвером. Чудно, да? Иду я, идет В Т., между нами Зина, в полной уверенности, что мы с ней наедине, а сзади, сунув руки в карманы, поддавая камешки, невинно и злонамеренно вышагивает Тов. Ворох, почти не вмешиваясь в разговор, но на все имея свое мнение. Есть в нем какая-то шалость, готовность рискнуть всем ради того, чтобы кого-то поставить на место. Дай ему волю, о! Что тогда будет! А между тем случится только одно — люди узнают, каков я есть на самом деле. Более того, узнают, что я совсем даже неплохой человек. Но положение хорошего человека опасно. Оно ко многому обязывает. Например, к постоянной готовности жертвовать ради ближних. И хотя я не настолько состоятельный человек, чтобы разориться на жертвах, рисковать мне все-таки есть чем — собственной судьбой. Сколько прекраснодушных людей бродят по белу свету, тщетно пытаясь что-то доказать, пытаясь упросить кого-то выслушать себя. А добиваются только того, что у них на лбу, как родимое фиолетовое пятно, сама по себе возникает печать с четкими буквами — «неудачник». О, какое страшное, необратимое слово! А неудачниками они становятся не потому, что бездарны, нет, они слишком часто позволяли себе быть искренними, слишком радовались своей правоте, слишком часто выхватывали шашку, грозя покарать порок и возвеличить добродетель. Ослепленные праведным гневом, они не замечали, что добродетель стыдливо прячется от их защиты, поскольку уверена — выжить она может только за спиной порока, в его тени.
Честно говорю — я хороший человек. Добросовестно отношусь к работе, плачу долги, живу только на те деньги, которые зарабатываю. Хочу ли я жить лучше? Да, есть у меня такая маленькая слабость. Правда, я не выхватываю шашку, завидев на горизонте танковую атаку противника. Что делать, кавалерийские времена прошли.
Так вот, идем мы, идем, я уже радуюсь близкому окончанию нашей прогулки, потому что и В. Т., и Тов. Ворох вели себя достаточно сдержанно, как вдруг опасность сваливается с неожиданной стороны: Зина, оборвав себя на полуслове, заходит вперед и останавливается передо мной, глядя в глаза требовательно и несчастно:
Что делать, если изнасиловали единственную внучку. А насильники не понесли наказание? Есть много вариантов, но самый лучший — смыть оскорбление кровью. Именно такой вариант выбирает ворошиловский стрелок, уставший от жизни и от обид. Он берет в руки оружие…По мотивам этого замечательного романа был снят одноименный фильм, ставший шедевром отечественного киноискусства.
Отрезанная голова незадачливого осведомителя еще не самое страшное, с чем приходиться сталкиваться следователям прокуратуры, бросившим вызов наглой банде, хозяйничающей на улицах города. Убийства, изнасилования, шантаж, дерзкие налеты — кажется, ничто не в силах остановить жуткий уголовный маховик. Но опьяневшим от крови бандитам противостоят достойные противники.
Убийство одного из жильцов - не очень приятное событие для соседей. И когда пенсионерку Екатерину Касатонову пригласили в качестве понятой на осмотр места преступления, она согласилась только из уважения к органам правопорядка. Но вот чего она даже не могла предположить, так это того, что ей самой придется расследовать это дело и вычислять убийцу. И даже следователь прокуратуры пасует перед чисто женской логикой.
Дуплет из обреза, оборвавший жизнь самого обычного человека, положил начало серии загадочных, с непонятными мотивами, убийств. Следователь Пафнутьев провел расследование скрупулезно и вышел на организованную преступную группу. Все бы ничего, но в ее составе оказались несколько крупных городских чиновников. Пафнутьева вызвали на ковер, пригрозили расправой, если он не прекратит дело. Но как он может прекратить, если один из бандитов передал в его руки компромат на всю городскую верхушку? Теперь следователь просто обязан разоблачить эту коррумпированную мразь.
Дуплет из обреза, оборвавший жизнь неприметного человека, положил начало серии убийств. Следователь выходит на целую банду, среди членов которой ряд крупных городских чиновников. Неожиданно интересы следователя и интересы одного из убийц, который не ведает жалости и не признает никаких законов, совпадают.
Пафнутьев уже начальник следственного отделения и ему с друзьями предстоит уничтожить банду, которая буквально творит немыслимое: убивает легкомысленных пенсионеров, захватывает квартиры, продает на Запад младенцев из роддома, оружие...
Перед вами первое подробное исследование норм жизни населения России после Второй мировой войны. Рассматриваются условия жизни в городе в период сталинского режима. Основное внимание уделяется таким ключевым вопросам, как санитария, доступ к безопасному водоснабжению, личная гигиена и эпидемический контроль, рацион, питание и детская смертность. Автор сравнивает условия жизни в пяти ключевых промышленных районах и показывает, что СССР отставал от существующих на тот момент норм в западно-европейских странах на 30-50 лет.
В книге воспоминаний заслуженного деятеля науки РФ, почетного профессора СПбГУ Л. И. Селезнева рассказывается о его довоенном и блокадном детстве, первой любви, дипломатической работе и службе в университете. За кратким повествованием, в котором отражены наиболее яркие страницы личной жизни, ощутимо дыхание целой страны, ее забот при Сталине, Хрущеве, Брежневе… Книга адресована широкому кругу читателей.
Содержание антологии составляют переводы автобиографических текстов, снабженные комментариями об их авторах. Некоторые из этих авторов хорошо известны читателям (Аврелий Августин, Мишель Монтень, Жан-Жак Руссо), но с большинством из них читатели встретятся впервые. Книга включает также введение, анализирующее «автобиографический поворот» в истории детства, вводные статьи к каждой из частей, рассматривающие особенности рассказов о детстве в разные эпохи, и краткое заключение, в котором отмечается появление принципиально новых представлений о детстве в начале XIX века.
Монография впервые в отечественной и зарубежной историографии представляет в системном и обобщенном виде историю изучения восточных языков в русской императорской армии. В работе на основе широкого круга архивных документов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, рассматриваются вопросы эволюции системы военно-востоковедного образования в России, реконструируется история военно-учебных заведений лингвистического профиля, их учебная и научная деятельность. Значительное место в работе отводится деятельности выпускников военно-востоковедных учебных заведений, их вкладу в развитие в России общего и военного востоковедения.
Как цикады выживают при температуре до +46 °С? Знают ли колибри, пускаясь в путь через воды Мексиканского залива, что им предстоит провести в полете без посадки около 17 часов? Почему ветви некоторых деревьев перестают удлиняться к середине июня, хотя впереди еще почти три месяца лета, но лозы и побеги на пнях продолжают интенсивно расти? Известный американский натуралист Бернд Хайнрих описывает сложные механизмы взаимодействия животных и растений с окружающей средой и различные стратегии их поведения в летний период.
Немногие культуры древности вызывают столько же интереса, как культура викингов. Всего за три столетия, примерно с 750 по 1050 год, народы Скандинавии преобразили северный мир, и последствия этого ощущаются до сих пор. Викинги изменили политическую и культурную карту Европы, придали новую форму торговле, экономике, поселениям и конфликтам, распространив их от Восточного побережья Америки до азиатских степей. Кроме агрессии, набегов и грабежей скандинавы приносили землям, которые открывали, и народам, с которыми сталкивались, новые идеи, технологии, убеждения и обычаи.