Продолженное настоящее - [4]

». Почти семьсот миллионов долларов — коту под хвост. Полетели головы. Президент лично приказал отвинтить башку главному «проектанту»… А во второй раз задребезжал звоночек в мозгу через два года, и Гремлин тогда успел соскочить из проекта по созданию боевого психогенного излучателя. Впрочем, это с самого начало выглядело как бред: облучать Америку «пакетами» информации особой психологической конфигурации, внедрять в сознание американцев деструктивные мысли, взять под незаметный контроль и президента, и весь Конгресс США, вселять панику и смятение в американских солдат. Денег тоже вбухано было боже ты мой, один «психотрон» размером с пятиэтажный дом чего стоил, зато и разгром, когда лопнул этот мыльный пузырь, был тихий, но беспощадный. Полетели в разные стороны уже не одни головы, но и тела. Кое-кто просто сел — за взятки и расхищение государственного имущества. Другие канули в административное небытие. Собственно, Гремлин оказался единственным, кто в этой мясорубке не пострадал. И вот теперь звоночек прозвучал в третий раз, когда он занимался подборкой скучноватых материалов по «прекогнитивному мониторингу» (в действительности — по ясновидению, очередной мыльный пузырь, упакованный в красивую терминологию). Звон в данном случае был не тревожный, а какой-то переливчатый, чистый, такой иногда по утрам чуть слышен в весеннем воздухе. И ведь точно, не подвело чутьё — через полгода вылупились на свет проектные очертания «Аргуса».

А что подсказывает это чутьё сейчас?

Машина въезжает в сад, раскинувшийся вдоль набережной Фонтанки, огибает жёлтый с высокими трубами прямоугольник теплоэлектростанции и задерживается у шлагбаума, отгораживающего внутреннюю, закрытую для посторонних, часть территории. Отсюда уже видно трёхэтажное здание, скромно именуемое в документах «Флигель № 4». У него — новенькие металлические решётки на всех окнах и два более низких крыла, справа и слева, с отдельными входами. Выглядит неказисто, но Гремлин взирает на него с отеческим умилением. А чутьё мне сейчас подсказывает, думает он, что, вероятно, здесь тоже когда-нибудь будет музей. Экскурсоводы торжественными голосами станут рассказывать школьникам, студентам, приезжим, что в этих комнатах, в этих кабинетах, лабораториях, в этих нелепых, перекрещивающихся коридорах, даже на этом переоборудованном в мансарду сплющенном чердаке, зарождался «Аргус», тот самый знаменитый проект, о котором они все, безусловно, слышали ещё в детстве. Здесь разрабатывалась идея управления будущим, и отсюда вышла программа глобального преобразования мира. Вполне возможно, думает Гремлин, что перед этим грязноватым фонтаном — я, кстати, ни разу не видел, чтобы он был включен — даже поставят бронзовый бюст, и моя облагороженная скульптором голова будет взирать на посетителей с гранитного постамента.

Тьфу, чушь какая!..

Нет, не чушь, тут же поправляет он сам себя. Судя по всему, этот третий звоночек прозвенел не напрасно. Возможно, «Аргус» — это и в самом деле наш единственный шанс, узенький такой, хлипкий мостик, по которому мы можем перебраться на другую сторону пропасти. Конечно, мостик уже постанывает, поскрипывает, края пропасти расширяются, грозя его разорвать, но всё-таки пока он у нас есть.

Ладно, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Во Флигеле стоит рабочая тишина. По расписанию все визионеры должны сейчас пребывать в режиме прослушивания. Хотя кто из них придерживается расписания? И, разумеется, как назло, по коридору навстречу ему цокает каблуками Агата. Гремлин чертыхается: вот уж кого он хотел бы видеть меньше всего. И Агата тоже вряд ли мечтала об этой встрече — она приостанавливается, старательно растягивает губы в улыбке и, несмотря на то что в джинсах и джемпере, делает книксен, поддёргивая руками колокол невидимой юбки:

— Здравствуйте, господин директор!

Гремлин чертыхается во второй раз. После того как свихнулась и почти сразу же скончалась Тортилла, Агата стала обращаться к нему только так. Открытое и намеренное издевательство. Гремлин знает, что она его ненавидит. Собственно, они все, скопом, ненавидят его, как будто это он виноват в нынешней ситуации. Но мне и не надо, чтобы меня любили, думает он. Проживу я как-нибудь и без их любви. А мне надо всего лишь, чтобы они нащупали наконец проклятую точку, где начинается динамическое разветвление версий.

Больше мне от них ничего не надо.

Ну, и не обращай внимания.

— Добрый день…

Агата проскальзывает в отсек, где находятся кабины визионеров.

Ещё раз — тьфу!

Тем не менее, гром победы, вдохновенно звучавший в ушах, становится глуше. И вовсе это уже не гром — так, невнятное эхо, отлетевшее и теперь распадающееся на шорохи. Настроение у Гремлина падает. Чёрт бы побрал эту стерву. Нет, она не испортит ему сегодняшний праздник.

И всё же он почему-то чувствует в этот момент, что успеха, скорее всего, не будет. Не будет музея, по которому станут водить экскурсантов, не будет гордого бюста перед бетонной чашей фонтана, и, как ни печально это, но перейти через пропасть им уже не удастся.

Тьфу-тьфу-тьфу!..

Сглазила рыжая ведьма.

Распахивается дверь ближайшего кабинета, и вечно озабоченный полковник Пётр Петрович Петров поманивает его короткопалой рукой: