Продолженное настоящее - [2]
Ничем не помогает и интернет. После некоторых сомнений Даг всё же выкладывает описание галлюцинаций на свою страницу в сетях, прикрываясь: дескать, видел такой странный сон — и получает в ответ всплеск маловразумительных комментариев. Десятка три френдов примерно с таким же количеством случайных гостей спешат сообщить ему о собственных сновидениях. Причём, если не врут и не фантазируют, чтобы было поинтересней, то видения Дага средь них — как невзрачный воробышек среди ярких, экзотических птиц. Тут и полёты на белых крылатых слонах, тут и беседы с фиолетовыми облаками, которые являются пришельцами из астрала. Тут и откровенная порнография, указывающая, вероятно, на возраст автора. Тут и призраки давно умерших родственников с различными прорицаниями. Каждой твари по паре. Заодно всплывает связанная реклама и, пройдя по ней, попав на специализированные сайты о сновидениях, Даг видит, что здесь дело обстоит нисколько не лучше: тот же идиотский астрал, те же голоса из космоса или из загробного мира, те же странствия вырвавшейся из тела души по скрытым от обыденности «тонким мирам». Ничего удивительного. Сеть уже давно стала глобальной помойкой, где, чтобы найти что-то полезное, надо сперва разгрести груды удручающего барахла.
Почти две недели, остаток мая и начало июня, Даг бродит по квартире, пропитываясь постепенно нарастающим безразличием. Оно затопляет его, как угарный газ — невидимый, неощутимый, но погружающий человека в неотвратимую смерть. Пытается читать — смысл прочитанного ускользает, пытается смотреть фильмы — к середине забывает, что было в начале. Он и сам себе кажется персонажем фильма, такого, в котором нет ни сюжета, ни содержания. С работы ему не звонят: кому он там нужен. Приятели точно повымирали, а, может быть, действительно вымерли поголовно, не успев даже ни с кем попрощаться. На улицу он почти не выходит: что, если галлюцинации прихватят его где-нибудь в людном месте? Тогда — что? Увезут на «скорой»? Или так и будет в беспамятстве лежать на асфальте, и прохожие станут опасливо его огибать, считая жертвой коронавируса? Так что лишь раз в неделю он совершает пробег до магазина на углу и обратно. Вся его улица — двор за окном, летне-весенний, полный солнечных бликов. Погода, как назло, в эти дни стоит изумительная: воздух прогрелся, дрожит, дома напротив выглядят нереальными. На тополе перед песочницей, перебирая оттенки зелёного, колеблются новорожденные листья. Они такие счастливые, что даже светятся. Жизнь проходит, не замечая затворника, взирающего на неё сквозь пыльные окна четвёртого этажа.
Да и была ли у него какая-то жизнь?
Может быть, она закончится тем, что после эпидемии он останется вообще один на земле.
Задумываться об этом тоже не хочется.
Две недели беззвучно стекают туда, где в гумусе времени перепревают останки веков.
Ничего там не разглядеть.
Мутное, слепое пятно.
И вдруг одиннадцатого июня — ему этот день запомнится навсегда — тишину квартиры разламывает бибикающий телефонный сигнал.
Даг с недоумением взирает на появившийся текст:
«Набери этот код».
И далее — десятизначная вереница строчных и прописных букв и цифр.
С некоторой опаской — а вдруг какие-нибудь мошенники? — Даг тычет пальцем в экран и чуть не отшатывается, увидев вспыхнувшее на нём лицо.
Та женщина, что спрыгнула с бронетранспортёра.
Агата!
— Привет, — говорит она. — Ты меня узнаёшь?.. Полагаю, что узнаёшь. Не пугайся, нам надо поговорить…
Гремлин стоит на площадке между третьим и вторым этажами и рассматривает себя в большое настенное зеркало. В действительности фамилия его пишется — Грелин, а Гремлином его зовут за глаза, что, разумеется, секретом для него не является. Ничего не поделаешь, в самом деле похож: эти оттопыренные, чуть треугольные уши, эта выставленная вперед нижняя часть лица, да ещё отчёркнутая скобками резких морщин, точно у обезьяны, этот уплощённый нос со вздёрнутыми и как бы вывернутыми ноздрями. Его проклятие. Его кривая судьба. Главная его жизненная и карьерная трудность — внешность, не располагающая к доверию.
Однако сегодня он смотрит на уродца в зеркале даже с некоторым удовольствием. Да — безобразные уши, да — близковато посаженные маленькие глаза, да — обезьянья челюсть, да — тусклый голос (а все чиновники, как на подбор, говорят бархатными, обволакивающими баритонами), но ведь этот уродец в очередной раз всех уел, выгрыз своими меленькими острыми зубками всё, что ему было нужно. Особенно приятно, что удалось закопать Панародина. Тот опять, как, впрочем, и ожидалось, попытался перетянуть скудное одеяло финансов на свою московскую группу. Выложил аргумент: дескать, те визуализированные пейзажи, которые «Аргус» выдаёт за видения будущего, на самом деле являются иллюзорными представлениями реципиентов. То есть это не физические, а чисто психологические феномены. К вероятному будущему они никакого отношения не имеют. Вот так завернул. Давняя вражда: топчутся на одной тесной лужайке. Аргумент вроде бы сильный. Даже Коркус очнулся, поднял тяжёлую голову, сразу насторожившись. Но Гремлин в ответ на этот аргумент — бац! Прогноз «Аргуса» по эпидемии коронавируса оправдался? Оправдался! На все сто процентов! Или у кого-то ещё есть сомнения? Обвёл присутствующих взглядом: над полированным овальным столом повисло молчание… Коркус, наткнувшись на этот взгляд, вновь опустил веки и погрузился в благодушную дрёму.
