Продать душу - [13]

— В этих, как ты выразился, банках, содержится ваша судьба, — снисходительно пояснил Дон и провел пальцем по гладкой грани одного из флаконов. — Чайная ложка, смешанная с вином, дарует одно из трех: вечный сон, крепкий сон либо вещий сон. Кому как повезет.

— Именно с вином? — уточнил граф.

Дон кивнул:

— Да, и особенно важно качество вина. Я неплохо разбираюсь в винах, — тут маг позволил себе легкую улыбку, — и сумею по вкусу определить, не обманул ли нас трактирщик. Впрочем, Жак честен и меня знает. Не станет подсовывать некачественный продукт.

«Еще бы!» — подумал я, рассматривая расставленные на столе флаконы с таким чувством, словно они были атомными бомбами, готовыми взорваться с минуты на минуту.

— Оттенок эти настои придают вину своеобразный, — продолжал Дон совершенно спокойным тоном. — Вкус самого вина теряется полностью.

— И что это за оттенок? — с жадным любопытством спросил Макмандр. Я впервые за вечер заметил в его лице признаки оживления: взгляд графа перестал быть туманным, а на впалых щеках выступил неровный румянец.

— Я не хочу лишать вас удовольствия, — желчно рассмеялся Дон. — Сами попробуете и скажете. Я, конечно, знаю, что содержится в каждом конкретном флаконе, но не буду открывать секрет. Удовольствие заключается именно в неожиданности. Сюрприз — залог тончайшего наслаждения, не так ли, ваше сиятельство?

— О, несомненно! — с каким-то алчным возбуждением просипел Макмандр, впившись в бутылочки лихорадочным взглядом. Неужели он действительно получает удовольствие от происходящего?! Лично я был уже едва жив от волнения, да и Белла утратила хладнокровие. Она все еще улыбалась, но пальцы, впившиеся в деревянную столешницу, немного дрожали. Не знаю, как это меня характеризует, однако я ощутил абсурдное облегчение, убедившись, что не оказался трусливее женщины. В конце концов, внешне я тоже старался сохранить невозмутимость — правда, не могу утверждать, насколько успешно.

— Ты сказал, в одном из них — вечный сон, в другом — крепкий сон, в третьем — вещий, — заговорил я. — А что конкретно ты подразумеваешь под этим?

Дон охотно разъяснил:

— Подействуют напитки через несколько часов, и эффект будет не внезапным, а постепенным. Вечный сон — это, разумеется, смерть. Испивший чашу смерти уснет и более не проснется. Крепкий сон — именно крепкий сон. Человека, выпившего это снотворное, невозможно будет разбудить в течение суток. Зато проснется он (или она) с полностью восстановленными силами, бодрым и энергичным, как никогда. Ну, а вещий сон… тут не совсем верная формулировка. Это не сон о будущем, это, скорее, сон о себе самом. Во сне ты увидишь глубины собственной души. Порою это сводит с ума, ведь признать тот факт, что ты на самом деле монстр, сложно.

Возможно, он был прав, но в ту минуту я был готов убедиться в любых своих тайных грехах и пороках (тем более что святым себя не считал), лишь бы избежать участи смертника. Я внимательнее вгляделся во флаконы. Интересно, какой из них содержит порцию яда? Наверняка пурпурный…

— Чудесно… — прошептал граф.

Я недовольно покосился на него. Макмандр выглядел немного безумным, узкое лицо покрылось красными пятнами, взгляд горел вожделением, вдобавок его сиятельство постоянно облизывал губы.

— Да уж, замечательнее не придумаешь, — не утерпел я и, поймав одобрительный взгляд Беллы, невольно воодушевился и добавил с наигранным спокойствием: — Полагаю, лучший вариант — крепкий сон. Выспаться давно мечтал!

— Да, несомненно, — согласилась Белла. Она как будто чуть охрипла и, прокашлявшись, увереннее сказала: — Хотя узнать что-нибудь о себе тоже полезно. Кто первым выбирает напиток? Или кинем жребий?

В голосе ее прозвучали веселые нотки, слегка отдающие истеричностью.

— Зачем же? — мягко возразил Дон. — Первой выбирает дама. Вторым — граф как титулованная особа.

Макмандр приосанился, а я скрипнул зубами от досады. Дон обернулся к Белле:

— Итак?

Девушка, закусив губу, вперила взгляд в искрящиеся в бледном сиянии свечей флаконы, словно надеялась по внешнему виду определить наличие яда. Наконец сглотнула и нервно улыбнулась:

— Что ж, я выбираю розовый цвет… он мне кажется самым безобидным.

— Теперь моя очередь? — нетерпеливо осведомился граф, низко склонился над столом и, сощурившись, всмотрелся в разноцветные напитки. Вновь облизнув узкие бесцветные губы, он сипло сообщил: — Пожалуй, вот эта, голубенькая… или как называется этот цвет? Бирюзовый?

Я похолодел. Точно, мне достанется бокал с ядом! Пурпурный напиток явно отравлен, безо всякого сомнения! Меня охватило безумное желание схватить ненавистный флакон и опустошить очень простым способом: просто выплеснуть его содержимое, и лучше всего — в лоснящееся от удовольствия лицо Дона!

От подобного шага я удержался только благодаря Жаку, как раз в этот момент вернувшемуся к нам с нагруженным подносом. Пока он расставлял тарелки, которые источали запахи, способные соблазнить и аскета, я с тоской размышлял, что перед смертью хотя бы наемся до отвала.

Когда трактирщик вновь удалился, Дон откупорил бутылку, украшенную черно-золотой этикеткой с затейливой вязью букв, и разлил по пустым бокалам вино. Потом неторопливо плеснул каждому из выбранного флакона и передал «адресатам». Мы следили за магом с невыразимым вниманием, и если лицо графа пылало азартом и возбуждением, то, боюсь, моя способность изображать героя окончательно иссякла. На лбу Беллы выступили капельки пота, пальцы с аккуратными ноготками отчаянно мяли кружевной платок, губа была вновь закушена… И только Дон казался абсолютно равнодушным.