Проблемы генезиса китайского государства - [8]

Разумеется, реципрокность при этом отнюдь не отмирает, оставаясь, как и ранее, генеральным принципом взаимоотношений. Новое же в том — согласно формулировке одного из корифеев экономической антропологии, К. Поланьи, введшего в науку оба рассматриваемых понятия,— что система редистрибуции возникает и существует параллельно с реципрокностью с того момента, когда средства коллектива начинают скапливаться в одном месте и в одних руках, т. е. когда появляется и развивается практика централизованного их перераспределения [227, с. 253], даже если речь идет о перераспределении продукта в рамках небольшой семейно-клановой группы, с чего, собственно, и берет свое начало возникновение регулярной редистрибуции.

В эгалитарном примитивном обществе собирателей и охотников проблемы редистрибуции не существовало: механизм реципрокности и традиция гарантировали обязательное коллективное потребление всего добытого продукта, даже если он был в избытке. В более развитом обществе производителей, земледельцев и скотоводов эта проблема не могла не возникнуть. Дело в том, что непрочные у собирателей парные семейные ячейки при переходе к оседлости и cистематическому производству пищи неизбежно трансформировались в более крепкие и достаточно многочисленные семьи, семейно-клановые микроструктуры, имевшие к тому же тенденцию к разрастанию в систему родственных кланов и субкланов. Группа близких родственников — потомков одной семейной пары, чаще всего по одной определенной линии, мужской или женской, — вместе с их брачными партнерами и детьми обычно являли собой низовую семейно-клановую ячейку, построенную по нормам строгой экзогамии[10].

Именно эти семейно-клановые группы стали первичной социальной ячейкой оседло-земледельческого (а позже и кочевого) общества. Как легко понять, внутренние связи их были неизмеримо теснее тех, что связывали между собой членов локальной группы. Неудивительно, что в новой ячейке сильней и много устойчивей была практически непоколебимая позиция ее главы. Главой группы обычно был отец-патриарх, имевший одну или нескольких жен и проживавший со своими детьми (часто тоже женатыми),братьями и другими родственниками и домочадцами в рамках единого общего домохозяйства, имевшего характер замкнутого компаунда[11]. На его территории каждая женщина с ее детьми имела свою хижину (комнату с кухней), хижины были и для мужчин, иногда отдельное жилище предоставлялось главе группы. Тут же располагались хозяйственные постройки, амбары, хлевы. Среднее число взрослых в компаунде, по некоторым подсчетам,— семнадцать человек [128, с. 30 и сл.].

Неравенство в подобной группе тщательно закамуфлировано: о каком, собственно, неравенстве может идти речь в рамках семьи, пусть даже большой? Но оно, тем не менее, уже очевидно: положение отца-патриарха много выше статуса остальных [239, с. 17, 64, 75—80]. Функции его частично те же, что и у лидера локальной группы: определение характера деятельности для всех, забота о благосостоянии коллектива, принятие решения при конфликтных ситуациях и т. п. Однако есть и новые заботы, требующие иных способностей и действий. Во-первых, к числу основных достоинств патриарха относятся не столько качества умелого и ловкого добытчика, сколько опыт знающего администратора и организатора, умеющего предвидеть ход событий и принять нужные меры, связанные с решением всего комплекса хозяйственных и социальных забот. Во-вторых, иной становится борьба за достижение и постоянное утверждение престижа. В рамках группы авторитет главы незыблем просто в силу того, что члены семьи отчетливо ощущают свое подчиненное и зависимое от патриарха положение, но зато на передний план выходит задача завоевания авторитета вне группы — в рамках общинной деревни. И вот как раз выполнение этой задачи наиболее наглядно отражает то неравенство — имущественное и социальное,— которое уже существует в ранних земледельческих коллективах.

Речь идет о господствующей системе распределения. Глава семейной группы — еще не собственник, не хозяин всего ее имущества, так как оно по-прежнему считается общим. Но в силу своего положения старшего, ответственного руководителя хозяйства и жизни группы он все более определенно приобретает права распорядителя и функции распределяющего. Именно от его авторитарного решения (в рамках семьи демократии столь же мало, как и эгалитаризма) зависит, кому и сколько выделить для потребления и что оставить в качестве запаса, для накопления и т. п. Он же определяет, как распорядиться излишками, использование которых тесно связано с взаимоотношениями в общине в целом.

Дело в том, что семейная группа не существует сама по себе, как то было с локальной. Она — часть общинной деревни, состоящей из нескольких таких групп, чаще всего родственных между собой (иногда община может состоять из двух или даже нескольких разных частей-кварталов, члены которых связаны брачными связями — двуклановое, многоклановое поселение). Будучи суммой, точнее, простейшей системой автономных семейных ячеек одного или нескольких разных кланов, поселение-община обычно значительно многочисленней группы собирателей, Однако и она имеет свои оптимальные размеры: в среднем 100—200, иногда несколько сотен жителей [188, с. 120; 198, с, 215].