Проблемы генезиса китайского государства - [6]
Выводы Леви-Строаса подкрепляются рядом других данных [188, с. 106—115; 206, с. 73—75]. В обществах описанного типа еще нет лидеров с неограниченной наследственной властью. Вместо нее — эффективное общественное мнение с конформным осуждением и высмеиванием отклонений от нормы [258, с. 263], с состязаниями вместо суда (песни у эскимосов). Лидерство в таких группах является, функцией личных способностей, и принцип меритократии в этом смысле пока еще нерушим. И хотя описываемое общество содержит и даже поощряет индивидуальное неравенство — причем не только ролевых функций, но и способностей, возможностей индивида,— оно все-таки является эгалитарным. Для того чтобы это выглядело убедительней, обратим внимание на экономические основы его существования.
Среднее число членов локальной группы обычно около 25— 50 [150, с. 38; 188, с. 98; 238, с. 92—93; 250, с. 125]. Группа ведет полуоседлый либо бродячий образ жизни, изменяющийся в зависимости от зоны обитания, рода охоты и т. п., причем в любом случае она, как и соседние с ней группы данной этнической общности, привязана к определенной территории, к которой относится как к своей и в пределах которой перемещается [111, с. 187; 159, с. 434—436; 188, с. 98—99]. Плотность населения обычно низка — от 0,01 до 2 человек на квадратную милю [150, с. 28], так что бывает, что на территории, где охотится и собирает плоды данная группа и даже целая общность, урожай превышает ее потребности. Тогда подчас приглашаются для сбора плодов соседи, в том числе и из других общностей, как это бывает у шошонов и австралийцев [159, с. 435]. Обычно каждая группа находится на полном самообеспечении, иногда, однако, некоторые из них связаны регулярным обменом с соседями. Например, такие связи существовали между прибрежными и внутренними лесными группами андаманцев [188, с. 99]. Как же обеспечивает группа себя всем необходимым и какие нормы определяют практику добычи и потребления пищи?
Специальные исследования в области экономической антропологии (Б. Малиновский, М. Херсковиц, К. Поланьи, Д. Дальтон, Р. Ферс и др.) показали, что экономика и вообще хозяйственная структура примитивных и архаичных докапиталистических обществ строится на принципиально иной основе по сравнению с законами частнособственнического общества и тем более капиталистического рынка. Суть различий в том, что экономические отношения в древних обществах, о которых идет речь, не являют собой особую и тем более детерминирующую сферу, а погружены в социальные отношения, составляя вместе с ними как бы единое целое [65, с. 51, 56, 57; 119, с. 15; 151; 228, с. 65—66; 234, с. 11]. Подобная первобытная нерасчлененность придает примитивной структуре облик весьма своеобразного феномена. Здесь нет еще материальной заинтересованности, жажды наживы, стяжательства, стремления к увеличению потребления, к обогащению и т.п. В центре системы ценностей находится нечто иное: жажда престижа и уважения, авторитета и социального признания, достигнутых за счет отказа от излишних материальных благ, которые, будучи предоставлены другим, воспринимались как щедрый дар и реализовывались в рамках эгалитарного потребления. И эта система ценностей стимулируется сложившимися нормами, которые не только поощряют, но подчас прямо-таки обязывают удачливого охотника делиться своей добычей, подчеркивают его обязательства перед группой.
Дело в том, что система добычи пищи, ее распределения и потребления была основана на принципе уравнительности: каждый член группы имел право на часть продукта вне зависимости от того, принимал ли он участие в добыче, просто в силу его принадлежности к этой группе [66, с. 20—21]. Иначе первобытная группа не могла бы существовать. Добывание пищи было главным занятием группы: удачная охота означала обилие пищи (порой до 20—30 фунтов мяса на человека за сутки), причем продукт следовало быстро потребить, так как он в большинстве случаев не подлежал длительному хранению [129, с. 340—341; 142, с. 90; 188, с. 97]. Зато потом могли следовать долгие недели скудного, а то и полуголодного существования. Такой ритм был нормой, и именно он определял социальные стереотипы поведения.
Локальной группе принадлежала территория, по которой она перемещалась в поисках пищи. Добыча ее была всегда делом индивидуальным: орудия производства, оружие, инвентарь были в личной собственности индивидов. Женщины имели корзину, посуду, нож, одежду, люльку; мужчины — лук и стрелы, нож, капкан, сеть и т.п. [153, с. 371, 374; 188, с. 99]. Господствовал принцип, согласно которому все, что сделал человек и чем он пользуется, принадлежит ему, а что сверх этого — может быть доступно и другим [153, с. 372]. Вооруженный своими нехитрыми орудиями труда, каждый добывал пищу. И если исключить крайности (попытки отлынивания и беззаботности сурово карались презрением и насмешками, что было весьма суровой санкцией в коллективе, где престиж ценится и стоит столь высоко), каждый справлялся со своим делом в меру своих возможностей. Более того, каждый считал делом чести добиться максимально возможного и принести как можно больше. Но люди всегда различались не только силой, умом, ловкостью, опытом, но также и предприимчивостью, охотничьей удачей и т. п. Одни приносили больше, другие меньше. Естественно, что лучшие получали наибольшую долю престижа и уважения, именно они завоевывали авторитет в группе, из их числа выдвигались и избирались лидеры.
