Проблемы генезиса китайского государства - [16]

В шумерских материалах трудно найти данные о роли конического клана и родства. Но зато они многое говорят о роли храмового центра и его главы, соединявшего в себе функции светского вождя и первосвященника и являвшего собой нечто вроде «связующего единства» (лугаль или патеси). Шумерский храм действительно был и связующим центром этнически пестрого населения, и редистрибутивной базой коллектива, и сакральным интегрирующим его символом. Здесь размещались амбары и склады, отсюда исходили административные распоряжения и повседневные указания, в храм стекался избыточный продукт и в нем же принимались решения о его распределении, об обмене продуктами земледелия, скотоводства и нарождавшегося специализированного ремесла, о необходимых торговых операциях, совершавшихся от имени коллектива уполномоченными на то его представителями [79, с. 121—126; 245, с. 206-— 209; см. также 33].

Необходимо отметить, что развитие первичных чифдом Шумера с их высокоразвитой ирригацией и строгим централизованным контролем, с их огромными доходами, позволявшими вести широкое строительство и создавать основы впечатляющей урбанизации, следует считать исключением. Урбанизация стоит дорого и доступна далеко не всем первичным чифдом [232, с. 184]. Видимо даже древнеегипетские номы, которые функционально можно поставить рядом с древнейшими центрами Шумера, не были столь богатыми. Во всяком случае, специалисты обращают внимание на то, что развитое ирригационное хозяйство возникло в Египте не сразу, может быть, лишь с периода Среднего царства, тогда как древнейшие номы не были урбанизированными центрами [167, с. 216—217].

Выше говорилось о том комплексе условий и обстоятельств, которые сопутствовали процессу генезиса надобщинных структур. Нам неизвестно, как конкретно шел этот процесс на его ранней стадии в Шумере, Египте или Полинезии, но есть определенные основания считать, что он шел достаточно широким фронтом, охватывая заметную географическую зону, и, если, иметь в виду соперничающие друг с другом новообразования, с переменным успехом. Интеграция, как говорилось, создается в ходе соперничества и борьбы, и это было всеобщей нормой. Более того, в борьбу передовых общин и центров достаточно быстро втягивалась контактировавшая с ними периферия, причем нередко периферийные коллективы вступали с ранее возникшими и уже сформировавшимися чифдом в патронажно-клиентные, вассальные отношения [80, с. 228, 264]. В ходе различных по характеру взаимоотношений возникали как самостоятельные вторичные чифдом (эффект трибализации периферийных коллективов), так и более крупные и сложные составные чифдом. При этом появление сложных иерархически организованных составных чифдом было непосредственным результатом активизации военной функции.

В свое время были выдвинуты теории, авторы которых, как, например, Ф. Оппенгеймер, придавали военной функции гипертрофированное и самодовлеющее значение в процессе генезиса государства [222]. Но подобные теории не могли объяснить, откуда и за счет чего возникали те крупные организационные структуры, без которых просто невозможно вести большие и успешные войны. Неудивительно, что эти теории были отвергнуты [203]. Современные специалисты справедливо считают, что войны и завоевания — не причина, а следствие возникновения развитых политических структур [133, с. 216; 179, с. 45]. До того ни профессиональной дружины, ни дисциплины, ни субординации еще не существовало: военное дело как род занятий и форма организации является функцией централизации [223]. Но зато после возникновения развитой структуры война действительно выступает на передний план, становясь важным инструментом интеграции [75, с. 137—140; 94, с. 734; 95, с. 207— 208; 107, с. 10; 110, с. 186]. И только с этого момента вступают в силу закономерности, разработанные Ф. Оппенгеймером и другими сторонниками ведущей роли военной функции: именно в ходе столкновений сильный одолевал слабых, завоевывал и присоединял к себе соседей и тем способствовал расширению, процветанию и ускоренному развитию своей политической структуры, энергичными темпами превращавшейся в территориально значительное протогосударство. Именно таким был исторический процесс в древней Месопотамии и всей Западной Азии, равно как и в Египте, где независимые номы довольно быстро прекратили свое существование, оказавшись объединенными в рамках более крупных государственных образований. Еще более наглядно это видно на примере Полинезии, где завоевание и присоединение давали дополнительный доход на содержание дружины вождя [140, с. 697—698], а статус воина всегда был очень высок.

Словом, выдвижение на передний план военной функции на этапе уже простого чифдом было широко распространенным явлением[17]. Войны давали возможность сильнейшему проявить и доказать свою силу, именно в этом смысле они сыграли существенную роль, особенно заметную на этапе формирования крупных политических структур — сложных составных чифдом.

Разумеется, не все решалось войной. Военные успехи лишь помогали сильнейшему упрочить свое господство. Как отмечал в своих работах М. Харрис, могуществу военного лидера всегда должны были сопутствовать и другие факторы: рост плотности населения, интенсификация производства, укрепление сети редистрибуции, консолидация всей общности и т. п. [148, с. 76; 149, с. 92—102]. Но практически реализовывалось все это в конечном счете в форме увеличения и усложнения первоначального простого чифдом, на основе привычного уже механизма конического клана с характерным для него разрастанием и отпочкованием дочерних сегментов, соединявшихся в единое целое посредством иерархии линий. Механизм этот, функционировавший в той или иной форме и при развитии «в чистом виде» (т. е. без активного-военного фактора), и при завоеваниях либо возникновении вассальной зависимости присоединенных соседей, сводится к созданию многоступенчатой структуры, каждый уровень которой регулируется официально признанным старшинством линий (если имеется в виду один привилегированный клан) или субординацией кланов (если их несколько). Вот как это выглядело на примере Полинезии.