Пробелы в уголовном праве: понятие, причины, способы преодоления - [25]
Судебная практика Верховного Суда РФ также достаточно противоречива. Так, в отношении хулиганства в одном из решений Верховного Суда РФ говорилось, что оно «может быть совершено только с прямым умыслом, т.е. когда лицо осознает то, что оно своими действиями грубо нарушает общественный порядок, выражая явное неуважение к обществу»[158]. Такую же позицию Верховный Суд РФ занял и в отношении клеветы[159]. Но, например, в п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» указывается, что следует устанавливать, осознавал ли взрослый либо допускал, что своими действиями вовлекает несовершеннолетнего в совершение преступления[160]. Из этого следует, что высшей судебной инстанцией наличие косвенного умысла в преступлениях с формальным составом не исключается.
Выход из сложившейся ситуации видится в отказе от экономии текста Закона и более последовательном изложении всех возможных видов психического отношения лица к совершаемому им деянию. Конструкция умысла в преступлениях с формальным составом постепенно внедряется в уголовное законодательство. Так, в ст. 24 УК Республики Беларусь, которая называется «Вина в преступлении, не связанном с наступлением последствий», закреплено положение о том, что «в преступлении, для наличия которого не требуется наступления общественно опасных последствий, форма вины устанавливается по отношению лица к общественно опасному деянию». В части 2 указанной статьи говорится: «Преступление признается совершенным умышленно, если лицо, его совершившее, сознавало общественно опасный характер своего действия или бездействия и желало его совершить». Следовательно, предметом желания является само общественно опасное деяние, а единственно возможным видом умысла в таких преступлениях УК Республики Беларусь считает только прямой умысел. Полагаем, что законодательная конструкция прямого умысла в преступлениях с формальным составом должна занять свое достойное место и в Общей части российского уголовного законодательства.
Проблемы аналогичного свойства возникают и при анализе ст. 26 УК, раскрывающей содержание неосторожной формы вины. Определения легкомыслия и небрежности, которые даются в ч.ч. 2 и 3 названной статьи, могут быть применимы только к преступлениям с материальным составом. Ориентируясь на данное законодательное положение, в теории преобладает точка зрения, что составы всех предусмотренных в УК РФ неосторожных преступлений по конструкции являются материальными, а ответственность за неосторожные преступления наступает лишь при наличии общественно опасных последствий[161].
Что касается легкомыслия, то это действительно так. Следует согласиться с А.И. Рарогом в том, что психологическая сущность легкомыслия не позволяет даже теоретически сконструировать содержание данной разновидности неосторожности в отрыве от общественно опасных последствий[162]. Вывод же С.В. Склярова, что «подавляющее большинство авторов допускает совершение преступлений с формальными составами с неосторожной формой вины в виде преступного легкомыслия»[163], представляется малоубедительным и своего подтверждения не находит.
Тем не менее, возможность неосторожного совершения преступлений с формальным составом полностью не исключается.
Это вытекает из анализа содержания субъективной стороны ряда составов преступлений, например, ч. 1 ст. 215, ч. 1 ст. 217, ч. 1 ст. 247 УК РФ. Речь идет о т.н. «составах создания опасности», уголовная ответственность за совершение которых обусловлена не наступлением последствий, а лишь реальной возможностью их наступления. Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 5 ноября 1998 г. «О практике применения судами законодательства об ответственности за экологические правонарушения» по этому поводу указал, что «создание угрозы причинения существенного вреда здоровью человека или окружающей среде (ч. 1 ст. 247 УК РФ) подразумевает создание такой ситуации либо таких обстоятельств, которые повлекли бы предусмотренные законом вредные последствия, если бы не были прерваны вовремя принятыми мерами или иными обстоятельствами, не зависящими от воли причинителя вреда. Угроза при этом предполагает наличие конкретной опасности реального причинения вреда здоровью человека или окружающей среде».
Субъективная сторона преступлений вышеперечисленных составов (как она сконструирована законодателем) отличается значительным своеобразием и вызывает неоднозначное понимание. Если исходить из того, что совершение их только по неосторожности (как этого требует ч. 2 ст. 24 УК) не оговаривается, то отношение к возможным последствиям может быть как умышленным, так и неосторожным. Вместе с тем, отношение к таким же, но реально наступившим последствиям, в ч.ч. 2 и 3 этих статей УК характеризуется только неосторожностью, что абсолютно нелогично. Поэтому, исходя из прямого указания законодателя на неосторожную вину по отношению к фактически наступившим последствиям, можно предположить, что и в основных составах законодатель имел в виду также неосторожную форму вины. Отсутствие необходимой оговорки насчет этого можно объяснить только погрешностью законодательной техники, что следует рассматривать как неполноту и, одновременно, неконкретизированность закона.
