Про Часы Мидаса - [20]
По сравнению с проверяемой организацией из моих ревизий в прошлой жизни я была сейчас в гораздо лучшем положении: «косяки» исчезали без следа! И ревизор — не какая-то там блондинка Справку-давай из Москвы, а мой гран-ами!
Действия его ручки над моим текстом завораживали. Гран-ами хмыкал и игриво объяснял логику этих действий. Ритм, сочетания звуков, слов, смысловые сочетания ассоциаций, вызываемых словами и даже буквами в нашем подсознании, длинна фразы, скорость дыхания, с которой та или иная фраза или даже слово читаются… Класс! Мастер-класс!
На следующий день я перепечатала все начисто и натюкала новую порцию. Вскоре одной машинки нам стало уже мало, и я приволокла из дома свою. Персональные компьютеры в те времена были роскошью. Квартира наполнилась бойким цокотом и, по выражению гран-ами, превратилась в скрипторий.
Страницы с готовыми текстами, сто раз исправленными и перепечатанными, мы складывали в папочку с завязками, на которой или возле нее очень любила сидеть наша Мурлина. Вообще-то, больше всего она любила сидеть на коленях у гран-ами, но там она ему мешала, потому что мужчинам сложно сидеть с сомкнутыми коленями. Он перемещал ее на стол, и она лежала или сидела на бумагах, как сторожевая собака. Тогда мы и придумали служебных римских катут, гигантских кошек, хотя наша Кошка была очень маленькая, «спортивная модель» по словам гран-ами. Папка с завязками толстела день ото дня.
Кайф полета
Знаете, наверное, картину Шагала с влюбленными, летящими над городом? Это картина про нас в девяностые, вольный ветер которых распахнул все окна, двери, дверцы книжных кафов, границ и архивных хранилищ. Прошлое стало полноценно жить в настоящем, и будущее виделось чистейшим солнечным небом без облаков. В этом вольном воздухе свободы мы парили высоко над мирским бытованием.
У нас был свой мир, мир наших историй, в котором мы были совершенно суверенными владыками. Только мы. Это состояние, эти ощущения пребывания в своем, ином мире, где все подвластно тебе, где даже время течет по-иному — кайф. А пребывать в этом кайфе вдвоем, одновременно, о, ребята…
Потом у меня будут подобные миры и с музой-соседкой, и с Норой, и, кстати, совсем свеженький — с подругой-поэтессой в разных городах при самоизоляции. Но когда рядом с Пегасом еще и Амур крыльями машет — это же совсем другое измерение.
Гран-ами всегда говорил, что таким образом обманываешь время. А мы тогда обманывали его вдвоем. Вот оно, похоже, и подсчитало, что за три года полетов над суетой мы с ним исчерпали до донышко весь временной ресурс кайфов, отпущенный нам на двоих судьбой. Стал ли гран-ами видеть во мне конкурента или нет, мамаша ли изгнала «разлучницу» или нет — не в этом дело. Мы исчерпали свое время. Вот и куковали свой оставшийся век каждый, что называется, на своей жилплощади.
Но не только наша пара исчерпала свое время, ХХ век заканчивался, начиналась эра компьютеров, и последующие двадцать с лишним лет толстая папка с нашим машинописным детищем проведет в ящике под моим письменным столом с разными уже только моими бумагами и рукописями.
Про кайф творчества, творческий запой и передоз, я уже упоминала. У Мураками в «Стране чудес без тормозов» потрясающе описан и сам творческий процесс, и процесс ухода творческого человека из реального мира туда, в иной, в Страну чудес, и то, как этот иной мир в буквальном смысле утягивает человека из жизни. Не удивительно.
Творческий человек постоянно разрывается между тем миром и этим на протяжении жизни. Он и при жизни запросто ускользает в тот мир, черпает оттуда релакс, силы, юмор наконец, ведь без юмора в нашем мире просто не выжить. Не удивительно и то, что эти миры могут слиться воедино даже при жизни, и, если выпустить из рук поводья Пегаса или хотя бы просто ослабить, станет трудно понимать, было ли то или иное событие в реальности или в фантазии. Оттого и отношение к смерти у творческих людей иное. Да страшно, особенно страшно не успеть то, что задумано сделать при жизни, но, ха, там-то ведь лучше.
Кстати, все издатели прекрасно это знают и очень не любят платить авторам. За что? Автор и так уже получил кайф совершенно бесплатно, за что ему еще платить? За то, что он накайфовался? Даже читатель, чтобы получить кайф, платит за книгу, а автор-то — халявщик…
Уик-энд в ином мире
В конце января этого года от общих друзей я узнала, что гран-ами больше нет. В свой шестьдесят второй день рождения он ушел в мир иной. Впрочем, он ведь уже был там, и уж он-то точно знал, что там ему лучше.
Гран-ами пережил клиническую смерть, когда с ним случился инфаркт, тогда, утром в субботу. Могло бы и не случиться, если бы его доставляли на носилках из квартиры до больницы, причем, «скорая» вообще не хотела его госпитализировать. Я настояла, потому что у моего отца было три инфаркта, и я знала, что это такое. Когда гран-ами разбудил меня и сказал, что у него в груди болит, как при страшной простуде, еще и отдает в спину, то я сразу дала ему аспирин — разжижает кровь, и вообще для меня это лекарство от всего, — и вызвала «скорую».
Гран-ами оделся и ушел с медиками «скорой» на своих двоих. Было около восьми утра, но при нашем с ним совином режиме дня — глубокая ночь. Мы с ним договорились, что он мне позвонит ближе к обеду, когда я высплюсь, и скажет, какой корпус, какая палата. Мы с кошкой выспались, причем не у нее, не у меня — ни малейших дурных предчувствий! Гран-ами не позвонил. Тоже не удивительно: он надел новую куртку, а кошелек остался в старой. Просто не нашел монетки для автомата, вот и не звонит.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.