Призвание: маленькое приключение Майки - [5]
Девочка оказалась внутри огромного фонтана: она стояла под массой воды, ни капли не мокрая, а вода летела мимо и с шумом билась где-то в невозможной дали.
Теперь в пении жужиков послышалось что-то щемяще-высокое. Как в церкви.
Майка закрыла глаза. Да, вот в точности, как тогда, на Пасху. Чудесные голоса тянутся вверх, а ты стремишься следом. Ты вроде бы стоишь, но одновременно взмываешь, утончившись до невозможной легкости, и качаешься там, высоко, на качелях из кружевных воздушных струй — тебе так хорошо, что даже смеяться невозможно…
Бабка назвала это блаженством, но в тот раз Майка почему-то побоялась повторить за ней чудное слово. Оно было совсем из другого, особенного мира, но здесь, возле лужи, пришлось кстати.
Блаженство, казалось, было создано для пустыря, а Майка — для блаженства.
Жемчужная пустыня
Когда Майка открыла глаза, то пелена вокруг не рассеялась, а лишь поблекла. Это было похоже на ранний вечер, когда еще светло, но уже грустновато.
Девочка стояла на краю озерца, которое переливалось сочно, сыто, лениво, перламутрово. К нему хотелось прикоснуться, но было боязно: казалось, ласковая шелковистая масса способна без следа поглотить и палец, и руку, да и саму Майку.
Замусоренный пустырь исчез. Вместо него вокруг раскинулась пустыня неописуемого цвета. Она то вспыхивала розовыми огоньками, то перемигивалась синевой, была то серой, то искристо-белой.
— Ау, — нерешительно сказала Майка.
Ветерок донес до нее кусочек птичьей песни и слабую музыку шелестящих деревьев.
Жемчужина безвольно повисла на Майкиной шее, уже не трудясь на что-то намекать. От жужиков тоже не было никакого толку. Открывание нового мира далось им нелегко. Апельсиновый Ратла и грушевый Мойсла слабо покачивались на песке, утратив всякий интерес не только к Майке, но и ко всему на свете.
Рассовав жужиков по кармашкам своего платья, Майка предалась непростым раздумьям.
В сказках, которые она прежде читала, все само собой становилось на свои места. Появлялись диковинные существа, задавали пустяковые задания, а потом указывали нужные пути-дорожки. Но тут, в центре жемчужной пустыни, никто не торопился указывать ей, как жить и что делать.
«Живи, как можешь», — без единого звука, но со всей возможной внятностью сообщал ей этот, до жути посторонний мир.
— И куда идти? — спросила себя Майка. — Ау! — в сердцах она даже притопнула.
— Вас тут не надо…
Извилистый камень
Под ногами у Майки, задевая собой тяжкую гладь перламутрового озера, лежал небольшой камень-голыш. Множество лет обкатали его в голубиное яйцо без выпуклостей и вмятин.
Он был невозможно стар.
— Не надо тут. Надо, чтобы не был никто, — прошелестел камень.
Майка отступила на шаг.
— Не загораживай вид. Мешаешь, — сказал другой камень. А этот был побольше, еще не такой гладкий, а голос его меньше напоминал шепот.
Майка отступила от озера еще на шаг.
И снова чей-то приказ:
— Убирайся!
— Я б с удовольствием, — жалобно сказала Майка. — Но знать бы куда!
— Вон! Вон! Пошла вон! — на разные лады загремели камни.
Дело было ясное — ей, живой, с этими каменными делать нечего. Она отбежала подальше от каменной гряды.
— Было бы на что смотреть, — обиженно сказала она наконец.
— Смотреть тут и впрямь не на что, — гулко сказал кто-то рядом с Майкой.
Этот камень был гораздо крупнее прочих и не такой гладкий — глубокие черные морщины бороздили его вдоль и поперек, складки нависали то там, то сям, рисуя что-то интересное, а не сглаженную всеми ветрами плешь.
Темный камень, находившийся на отшибе, еще сохранил извилины.
— Интересно, — разглядывая его, сказала Майка. — Как изюм.
— Что?
— Облик у вас такой.
— Еще не утрачен? — камень не пошевелился, но девочке показалось, что темные извилины его дрогнули. — Как странно, мне еще есть что выражать. Как долго ждать, как же долго еще ждать…
— А чего вы ждете?
— Ухода.
— Разве можно уйти лежа? — удивилась Майка.
— Разве можно уйти иначе? — ответно удивился извилистый камень.
— Ну, — Майка задумалась, — под лежачий камень вода не течет.
— Все течет. Пустынные волны меняют свое направление. Там, где дни облачны и кратки, вечное озеро расступается, оно близится к племени, что не боится умирать. Ты видишь его красоту?
Этот камень был, пожалуй, даже слишком извилистым.
— Не вижу, — оглядевшись, сказала Майка.
— А мы видим. Мы слышим, мы созерцаем, мы приближаем наш покой… Век за веком, эпоха за эпохой, время за временем…
— Веками сидеть и ничего не делать. Я б умерла со скуки…
— Мы видим то, на что другие не смотрят, мы слышим то, что иным недоступно. Ты слышишь?
Ветер вновь донес обрывок птичьей песни.
— Кукушка сказала «ку», — сказала девочка.
— Что это значит?
— Птица сообщает, что кому-то жить осталось всего одно «ку». То есть немного.
— Разве можно зависеть от глупой птицы?
— Не знаю, — пожала плечами девочка. — Так говорят.
— Слышишь звон… — сказал камень и, кажется, насторожился. Если б у него были уши, то можно было утверждать, что он их навострил.
Майка тоже прислушалась, но ничего нового не уловила.
— Живи своим умом, жемчужинка, — сказал затем камень. — Учись не слушать, а слышать, не смотреть, а видеть, и тогда ты поймешь то, о чем безмозглые птицы могут лишь догадываться, потому что… — он умолк, не договорив.
«Любовь во время карантина» – сборник добрых, теплых, лиричных и вдохновляющих рассказов современных русскоязычных авторов, в котором слово «карантин» перестает быть синонимом тревоги и беспокойства. Здесь собраны двадцать историй о любви и ее переосмыслении на фоне пандемии: любви к себе и близким, любви романтической и дружеской.
«…и просто богиня» – парадигма историй писателя и журналиста Константина Кропоткина, в которых он живописует судьбы женщин, тех, что встречались ему на протяжении многих лет в разных уголках планеты. Эти женщины – его подруги, соседки, учителя, одноклассницы и однокурсницы, сотрудницы и начальницы. Они чьи-то матери, жены, любовницы, сестры, дочери. Одни невероятно привлекательны, другие откровенно некрасивы. Одинокие и замужние, имеющие одного или нескольких любовников. Знакомые или случайно встреченные однажды.
Не рекомендуется малым детям. Подросткам употреблять только под наблюдением взрослых. Не принимать все вышеописанное всерьез, также как и все, что еще будет описано.
После десятилетнего шатания по Европе в Москву, к друзьям Илье и Кириллу возвращается Марк, вечно молодой кокетливый мужчина, с которым они делили квартиру в конце 1990-х. Так заканчивается спокойная жизнь этой обыкновенной пары. Криминальное продолжение высокодуховного интернет-хита «Содом и умора».
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.