Призвание: маленькое приключение Майки - [3]

Перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, Майка подумала, что, надо было бы разбудить родителей, им же тоже нужно вершить Великие дела, но возвращаться не стала — куда сильней ей хотелось узнать, сумеет ли она перещеголять надменную Великанову в рассказывании стихов.

Интересно! Сегодня школа не казалась Майке скучной. «Надо отыскать веселое в полезном», — пришла ей в голову симпатичная мысль.

Девочка спустилась до первого этажа, заглянула в почтовый ящик, где ничего не нашлось, и помахала теть-Жене — вахтеру.

В своей будочке с большим стеклянным окном теть-Женя сидела перед телевизором и спала с открытыми глазами, а крошечный телевизор говорил ей «а-а-а».

Звук был некрасивый и будто бы даже злой. Сплющив нос о стекло будочки, Майка разглядела на маленьком экране человека с черными кудрями. Раскинув руки, он высился на сцене, глаза его были вытаращены, рот широко открыт, а песни… не было.

— А-а-а…

Майка слышала только этот странный звук, который по справедливости песней считаться не мог и вообще, звучал как-то не по-людски. Глазастые певцы так не выражаются.

Ради интереса Майка задержала дыхание и стала мысленно считать: раз-два-три-четыре-пять… На счет «двадцать пять» что-то хлопнуло.

— Мы алкаем, мы алкаем, — пронзительно закричал певец, умудряясь не менять общей раззявленности. — Ветром-полем призываем, созидаем, сотворяем, даром вечным открываем, этим светлым теплым маем, — веселые слова внезапно оборвались, певец попучился еще немного и, все также, стоя, как приклеененный, гаркнул. — Негодная девчонка, марш на улицу, сколько тебя еще ждать!

Майка отпрянула и, с грохотом скатившись по последним ступенькам, дернула на себя тяжелую дверь.

— …а-а-а… — опять загудел певец любимую букву, пока его не заглушила дверь.

«Ну, и денек», — подумала Майка. Душа девочки пела, и, надо сказать, получалось у нее лучше, чем у певца из телевизора.

— Лучше рано, чем никогда.

Пора! Пора!

Это было дивное утро. Такое тихое, словно его нарисовали. Солнце спало с открытыми глазами, не хуже теть-Жени, деревья, подобно телевизионному певцу, тянулись к небу известного цвета. Всё твердило: ну ее, эту школу, ты посмотри, какой занимается день!

И ноги буквально сами — Майка могла поклясться — повели ее не на горку, в сторону школы, а в прямо противоположном направлении — в парк.

Она отыскала тайную калитку, откинула щеколду в виде диковинной глазастой птицы, и ступила на дорожку, покрытую толстым слоем палой листвы. Листья были старыми и мелкими, похожими на россыпь древних золотых монеток.

Майка заглядывала в парк всего раза два и три — уж очень он был угрюм. Но сегодня все виделось иным. Парк манил, а девочка, внимая его беззвучному зову, уверенно шагала по золотистой дорожке — она будто точно знала, куда направляется.

Вскоре Майка попала туда, где парк притворялся самым настоящим буреломом — здесь были и ветки сломанные, и тяжко склоненные деревья, и кусты, похожие на большие, всклокоченные кучи. Под березой, расколотой пополам, совсем корявой и некрасивой, Майка решила, что идти хватит. Тут и скамейка проявилась.

Она идеально подходила для раздумий о чудесах сегодняшнего утра, о майской красоте, а заодно и о полном счастье…

— Дзынь, — что-то звякнуло оборвавшейся гитарной струной, вырвав Майку из сладкого небытия.

— Динь-дон, — ответил невидимый колокол.

— Нет, без мороженого нельзя, — додумалась, наконец, Майка.

Приняв решение, она задрыгала ногами еще веселей и даже взвизгнула от предвкушения освежающей сладости.

Чудо! Скамейка под ней тоже ответила писком.

Майка взвизгнула еще раз.

Скамейка повторила. Она даже будто подначивала: ну, давай же! действуй!

И только было девочка собралась завизжать изо всех сил, как скамейка легонько поддала ей под зад и… запела.

Маленькое Приключение Майки началось.

И-раз! Смотреть

Жужики

— Мы алкаем, жужики!

Ловко, как мамзели…

Эти слова пелись на мотив гимна, который Майка знала из школы, где его включали в торжественных случаях. Музыка была длиннее слов, и потому песня выходила с каким-то подвыванием:

— …По-о-олучаем бу-у-ублики

Из ле-е-есной ка-а-апели…

Голосила не скамейка, а два цветных существа под ней. Один был оранжевый и круглый, как апельсин. Другой — похож на синюю лохматую грушу.

В том, что пели именно они, у Майки не было никаких сомнений. Когда надо было подвывать, то пушистые существа ненадолго зависали в воздухе и заметным подрагиванием отвечали на каждый звук.

Так ведут себя только те, кто поет. Иманжигеева из Майкиного класса, которая часто выступала на школьных концертах, тоже в самых писклявых местах замирала и чуточку тряслась.

— …Этих славных бубликов

Сочные фортели

Кушаем до тугриков,

С кружевной макрелью, —

пронзительно верещали мохнатые апельсин и груша.

У Майки зазвенело в ушах.

— Отставить! — крикнула она.

Оранжевый немедленно хлопнулся на землю, а за ним последовал и синий.

— Молодец, корявка, — произнес апельсин низким мужским голосом, выкатываясь к ногам ребенка. Из какого места раздавался голос, было непонятно, но Майка знала почему-то, что говорит именно он. Еще было очевидно, что ворсистый мячик ей рад, хоть и притворяется ворчуном. — Приступаем ко второй части благовещания, — круглые яркие бока его пошевелились. — Мы принесли тебе благую весть, — объявил он.