Призвание: маленькое приключение Майки - [19]

— Ни чуточки! — также весело заявила Майка.

Лысый умник ткнул в пирамидку, и та развалилась в неряшливую песчаную горку.

— Моя маленькая корявка! — припомнил свою прежнюю торжественность Никифор. — Имею честь сообщить: у Совета Дружины «Детского мира», — он повел рукой в сторону здания, похожего на Майкину школу. — Есть все основания подозревать в тебе Дар.

Последнее слово он произнес с придыханием, чтобы Майке стало понятно: писать такое желательно с большой буквы.

Дар.

— Ты — особый ребенок, — подытожил Никифор.

Жужики заскакали. От их мельтешения у Майки зарябило в глазах.

Где справедливость?

Где справедливость?

Особые дети водятся сплошь и рядом.

Самым первым особым ребенком, которого она повстречала, был друг Моська.

Давно, еще в Тальцах, Моська говорил, что его усыновили. Он рассказывал, что мама пошла в магазин за халвой и увидала возле двери желтую соломенную корзинку.

— А в ней, был… — тут Моська всегда замирал, дожидаясь, когда его перебьют.

— Арбуз, — кричала Майка.

— Автомат, — кричал другой Максим, по имени Максик.

— Там лежал я, — важно отвечал Моська.

Было до щекотки весело играть в эту игру, потому что каждый раз Майка подкладывала в Моськину корзину самые разные вещи: то стиральную машину, то космический корабль, то божьих коровок.

Но однажды Моськина история потерпела крах. Да такой, что играть дальше стало неинтересно. Теть-Лена услышала их разговор и сказала:

— Обманывать нехорошо.

Потом она показала фотографии, где Моська был совсем крохотным младенцем и без всякой корзины.

Некоторое время Майка не встречала особых детей, но видимо, для того только, чтобы в одночасье обнаружить их в огромном количестве.

В Майкиной гимназии номер двадцать девять особых детей было буквально битком — сама школа считалась особенной. В 1995 году гимназий было мало и всех подряд туда не брали.

— Ваш ребенок особый, — говорила директор Марь-Семенна то одному, то другому родителю, когда те привозили своих ребятишек на машине.

Директор намекала, и часто была права. Например, Варька была такой особой, что даже говорила с ошибками. Писала, правда, совсем хорошо, тут уж не придерешься, но эти ее глупые приседания «уи, месье — нон, мадам» иногда надоедали. Варьке хотели привить дорогое иностранное воспитание, а получилась какая-то чепуха. Конечно, в их двадцать девятой гимназии лучше, чем во французском лицее.

Кстати, если бы не мама, то Майке пришлось бы отправляться в другое учебное заведение. В конце лета папа сходил в гимназию и вернулся удрученный.

— Мест нет, — сказал он. — Мест нет, и не будет.

Особая школа находилась в двух шагах от дома, но туда брали только таких детей, которых привозят на машинах, а у Яшиных машины не было.

Зато у мамы были золотые руки. Она сходила к директору и вернулась с победой. Майкина мама была волшебной портнихой, а у Марь-Семенны имелась такая особая фигура, что на нее не натягивались платья из обыкновенных магазинов. Так они обрели друг друга. Марь-Семенна — чудо-портниху, а Майка — школу для особых детей.

— Кто хочет, тот добьется, — сказала мама.

— А кто не хочет, того добьют, — пробурчал папа. Ему было неловко. Он умел защищать родину, а правильно говорить с директрисами особых школ его в военном училище не научили.

Итак, окруженная особыми детьми со всех сторон, Майка научилась с ними общаться. Может, поэтому ей не составило труда подружиться с самым особенным особым ребенком, которого она когда-либо встречала.

Сонька-карапуз.

Наверное, у мальчика со второго этажа было другое имя, но его никто не помнил. Соня, да Соня. Он был уникальный ребенок. Его родители были русские, а он — иностранец.

Сонька был похож на медвежонка. Занятный. Он рассказывал что-то чудесное на своем особом языке — мычал, задирал руки и качался, — а Майка каждый раз придумывала новую историю. Она играла в переводчицу.

— Да, Сонька, ты был капитаном дальнего плавания, а я сидела на острове, как русалка, и расчесывала свои чудесные локоны. Мы познакомились и поехали за тридевять земель… — бывало, рассказывала Майка, сама не понимая, откуда что берется.

Потом чудесный мальчик исчез.

В тот последний раз Майка переводила ему историю с непростыми судьбами. Сонька мычал, а фантазерка повествовала:

— …Ты был семь гномов в семи Красных шапочках. Я была в розовом наряде и красных сапогах, как у Лины-Ванны. Я готовила еду, а меня колдунья уморила…

Тут Сонька горячо запротестовал и замахал руками.

— Хорошо, тогда ты был двенадцать гадких лебедей, а я была ваша сестричка. Нас всех колдунья в лес выгнала.

Сонька закивал, лицо у него сделалось умильное, из чего Майке стало ясно: опять наврала. Разве можно радоваться, если тебя выгоняют из дому?

Затем в их общей сказке Майке достался черноволосый принц Колька, а Соньке выпала половина датского королевства по имени «Фата-Моргана». Довольные друг другом, они расстались.

Мальчик ушел с пятого этажа на свой второй, но до родной квартиры так и не добрался.

— Наш даун не у вас застрял? — вечером к ним заглянул Сонькин отец. В плохом настроении дядь-Саня всегда называл сына по национальности.

Соньку стали искать.

— Где справедливость?! — бегая с этажа на этаж, кричала его мама, теть-Зоя. — Где справедливость?