Призвание: маленькое приключение Майки - [18]

— Знаешь, а ведь каждый день — особенный, — сказал Никифор. — И вчера было особенным, и завтра будет особенным. Вообще, особенным может стать даже миг. Для мотылька, например, каждая минута на вес золота. Он ведь всего сутки живет.

— Так мало?

— В самый раз. Поверь, корявка, мотылек проживает очень счастливую жизнь. Долгую счастливую жизнь длиной в один долгий счастливый день. Просто он по-другому распоряжаются своим временем. То, что требует от тебя нескольких лет, у мотылька отнимает крошечные секунды. Ну, как в кино — жизнь героев на экране редко длится больше двух часов, но разве можно сказать, что она бедна событиями? Кстати, сто лет и один день назад в Нью-Йорке впервые показали кино за деньги.

— Здорово! — восхитилась Майка.

— Да так, ничего особенного, — он махнул рукой. — Боксеры четыре минуты колотили друг дружку.

— И за это брали деньги? — Майка удивилась.

— Конечно, это ведь историческое событие. Вот, ты бы, например, отказалась присутствовать при историческом событии?

— Нет, наверное, — признала она. — Я бы обязательно все внимательно посмотрела и запомнила.

— Истории начинаются и заканчиваются ежедневно. Буквально вчера завершилась еще одна музыкальная глава группы «Браво». Певец Сюткин выступил с этим коллективом в последний раз в качестве солиста.

— Знаю-знаю! Они играют музыку, под которую весело танцевать. Но разве ж это историческое событие?

— Большая история складывается из множества маленьких. Ручьи текут в реки, а реки…

— Знаю-знаю, — опять закричала Майка. — А реки впадают в моря.

— А еще вчера… — чудак-человек понизил голос, будто собираясь сообщить что-то тайное.

Девочка вся обратилась в слух.

— Вчера, — загадочно произнес Никифор, — стукнуло 39 лет писателю, которого ты еще не знаешь, но скоро, лет эдак через пять он станет твоим любимым: ты будешь запоем читать его книжки, — он глянул на небо, словно ожидая от него подсказки. — А в октябре 2004 года ты встретишься с ним в немецком городе Франкфурт.

— Не знаю — не знаю, — Майка покачала головой. Честно говоря, ей не очень нравилось, что Никифор посылает ее туда, куда она еще и не думала собираться. Какой-то произвол…

— Именно так, — сказал он. — Ты его не узнаешь, потому что никогда не интересуешься тем, как выглядят писатели. Он будет на ярмарке кофе пить, а ты — кока-колу. Посидите вы рядом и разойдетесь в разные стороны, ни слова друг другу не сказав.

— А как его зовут?

— Его имя Григорий, — напускал туману лысый провидец. — Но известен он будет, как Борис.

— Что-то политическое, — разочарованно протянула Майка, теряя к будущему кумиру всякий интерес. В том, 1995 году многие мечтали стать борисами. Тяга была так велика, что в курсе были даже малые дети на задворках огромной страны. — Ну, не знаю…

Пирамида

— И правильно делаешь. Все знать незачем. Лучше знать только все самое интересное, — сказал Никифор. — Итак, на чем мы остановились? Бывает одаренность, а бывает…

— … дарование, — подсказала Майка.

— Да, и то, и другое именуется талантом, — подхватил Никифор. — Но это лишь основание пирамиды. Ты видела пирамиды?

— На картинке, ага. Они в Египте водятся. Им куча лет, да и сами они, как куча.

— Пирамида — это символ, — поправил ее Никифор. — Вместилище вечной души, — он щелкнул пальцами — и из короткого резкого звука свободу вырвался синий жужик, пропадавший неизвестно где.

— Мойсла! — Майка была счастлива видеть лохматую грушу в добром здравии.

Никифор присвистнул. Жужики, послушные его воле, завертелись на песке, рисуя квадрат. Сплясав свой угловатый танец, они отпрыгнули, а фигура зажила отдельной жизнью. Песчаные стороны квадрата вспучились, как манная каша, стали корежиться, крениться, равнять свои бока, пока не образовали симпатичную ярко-желтую пирамидку.

— Прошу любить и жаловать! — огласил чудесник. — Пирамида Хеопса. Точная копия. Высота 146 миллиметров, длина каждой из сторон у основания 230 миллиметров. На сооружение ушло 2 миллиона 590 тысяч квадратных миллиметров песка.

Майка математику особо не жаловала и потому лишь покивала, торопя Никифора.

— Как уже было сказано, пирамида — это символ, — продолжил он. — А еще прекрасное наглядное пособие, — присев на корточки, Никифор ткнул пальцем в основание фигуры — та слегка потемнела: золотой песок в нижней части фигуры будто вобрал в себя воду. — В начале «пирамиды таланта» располагается одаренность. Она широка, основательна и все на себе держит, — Никифор ткнул повыше. Теперь потемнела серединка фигуры. — Дарование более узкое и специальное. Оно продолжает, заложенное основой. Что у нас осталось?

— Самый кончик, — сказала Майка, указывая на верхушку пирамиды, еще хранившую яркость сухого песка.

— Светлая голова, — сказал Никифор. — А здесь у нас — сверходаренность, супердарование, а проще говоря — дар. Он совсем особый. Он не может существовать сам по себе, без всяких оснований. Однако без дара и сама пирамида будет иметь незаконченный, несовершенный вид. Дар — это вершина. Люди, наделенные даром, встречаются крайне редко. Таких узких специалистов не сыщешь днем с огнем, а призывать их лучше по утрам, чтобы их редкий талант не успел завять или испортиться. Ты понимаешь меня, корявка? — ему было радостно.