Призвание: маленькое приключение Майки - [14]
«Ни за что!» — была первая Майкина мысль. Но затем появилась вторая: «Она такая страшненькая, ну, что мне стоит, пусть порадуется кругозору». А третью и думать не пришлось — девочка подставила жабе ладонь.
Та ловко прыгнула, вмиг взобралась вверх по руке, и, усевшись Майке на плечо, восхищенно сообщила:
— Сбылась мечта.
В тот же миг Майка почувствовала, как мокрые жабьи лапы смыкаются на ее шее.
— Будешь знать, как дорогу нам, царевнам, переходить, — заклокотала жаба, наваливаясь всем рыхлым, омерзительным, салатовым телом.
— Что вы делаете! — Майка отодрала липучие лапы и сбросила с себя гадину.
— Сестры мои дорогие, на помощь, к нам сама золушка явилась, конкурентка постылая! — грузно шмякнувшись в водицу между кочками, заверещала жаба на все болото. — Души, ее, вали! Мочи ее, грязью закидывай, чтоб место свое знала!
Со всех концов, из кустов и кочек повыскакивали другие жабки — большие и поменьше. Были среди них и вчерашние головастики. Они устремились к ногам девочки, мигом соединившись в гадкую булькающую массу.
— Пусть упадет! Прямо тут! В наших глазах! — командовала жабья королева, снова взобравшись на свою тарелку. — Пусть узнает, нюхнет, каково нам тут проживается!
Послушные ее воле, жабы, жабки и жабенки прыгали, толкались, норовя сбить девочку с ног.
Майка подпрыгнула изо всех сил и перепрыгнула через эту земноводную массу.
— Вот так жабы и размножаются. Выделением, — убегая, сердито думала Майка. — Ты одну пожалей, руку ей протяни, а на тебя уже целая куча валится — душит и мочит.
Противные.
Никакой ручей
Стоячая вода болотца питалась из чистейшего источника — пройдя по изумрудному лесу дальше, Майка очутилась возле прозрачного ручья.
Майка выбрала место помельче, где из воды торчали камни, и запрыгала с булыжника на булыжник — бежать по воде было ничуть не труднее, чем играть в классики.
Добравшись до середины ручья, Майка устроила себе привал — у большого валуна имелось дивное углубление, будто специально предназначенное для того, чтобы к нему привалились.
На ощупь валун был теплым, бугристым и, может быть, приходился братом тому извилистому камню, с берега чудесного озера. Девочка осторожно постучала по темной каменной поверхности. Ответа не последовало. Валун крепко спал. Успокоившись, девочка стала думать непростой вопрос:
На вид ручей был совершенно безвреден. Упоенный сам собой, не зная еще, что ему предстоит вылиться в болото, набитое мерзкими жабами, ручей журчал и переливался из пустого в порожнее — он был совершенно чист даже на дне. Только песок и галька. Больше ничего. Ни рыбешки, ни водорослей, ни единого подводного жужика.
Он был исключительно, неправдоподобно чист. Как в лаборатории.
В рядовой природе таких ручьев не водится, но здесь, в чрезмерном лесу он был на своем месте.
Отбросив сомнения, Майка зачерпнула полную горсть несомненно-питьевой воды — от холода у нее ад лоб заныл, такой холодной была вода.
А вот вкуса у воду не было совсем. Спросил бы кто, что она пила, Майка только бы плечами пожала.
Это был никакой ручей. Без цвета, без вкуса, без запаха.
«Если б ручей был ребенком, то он, конечно, был бы очень правильным, вот как Великанова, — подумала Майка, залюбовавшись прозрачностью воды. — Он бы не забывал чистить зубы и мыть руки перед едой. Он всегда был послушным. С ним бы все хотели дружить и посвящали ему стихи».
Майка громко задышала. Ей вдруг стало до обидного жаль, что она не может быть такой, как Великанова.
— Она у вас такая непосредственная. Даже слишком, — однажды говорила Лина-Ванна, жалуясь маме, что Майка вертится на уроках. — Ей надо брать пример с Ксении Великановой. Вот образцовый ребенок.
Тогда Майка клятвенно обещала маме, что будет стараться и даже станет лучше Великановой.
— Я буду образцовой! Я буду посредственной! — кричала она.
Мама в ответ только смеялась. Не верила.
— Я тоже смогу! У меня получится! — упорствовала Майка.
Но теперь, сидя на камне посреди ручья-чистюли, Майке сделалось яснее ясного: мама была права, а она, Майя Яшина, соврала. Ввела в заблуждение, как сказала бы бабка. Не получится у нее быть правильной. Не подходит ей такая прохладная жизнь и все тут. От нее Майке только боль головная.
Подышала, подумала, решила.
— Не очень-то и хотелось, — отбросила она глупую мечту и запрыгала к другому берегу Никакого ручья.
Майка имела вкус. И уж пресным он никак не был.
Докатилась!
Противоположный берег ручья оказался уже не изумрудным. Но, усыпанный разноцветной галькой, он был вполне живым.
На мелководье топталась большая птица с красной головой, черными взлохмаченными перьями и пронзительным, как у директора Марь-Семенны, взглядом. Ее оперение богато блестело, будто натертое салом, а голова по-петушиному дергалась, обращая к Майке то один, то другой слезящийся глаз. Как и все обитатели этого странного мира, птица вела себя исключительным образом.
Она, вот, плакала и пела. Пела и плакала.
Слезы блестящим потоком лились у нее из глаз, омывая и без того яркий черный наряд, который можно было бы назвать вдовьим, если бы не задиристая красная голова. А песня была гортанной и нравоучительной:
«Любовь во время карантина» – сборник добрых, теплых, лиричных и вдохновляющих рассказов современных русскоязычных авторов, в котором слово «карантин» перестает быть синонимом тревоги и беспокойства. Здесь собраны двадцать историй о любви и ее переосмыслении на фоне пандемии: любви к себе и близким, любви романтической и дружеской.
Не рекомендуется малым детям. Подросткам употреблять только под наблюдением взрослых. Не принимать все вышеописанное всерьез, также как и все, что еще будет описано.
«…и просто богиня» – парадигма историй писателя и журналиста Константина Кропоткина, в которых он живописует судьбы женщин, тех, что встречались ему на протяжении многих лет в разных уголках планеты. Эти женщины – его подруги, соседки, учителя, одноклассницы и однокурсницы, сотрудницы и начальницы. Они чьи-то матери, жены, любовницы, сестры, дочери. Одни невероятно привлекательны, другие откровенно некрасивы. Одинокие и замужние, имеющие одного или нескольких любовников. Знакомые или случайно встреченные однажды.
После десятилетнего шатания по Европе в Москву, к друзьям Илье и Кириллу возвращается Марк, вечно молодой кокетливый мужчина, с которым они делили квартиру в конце 1990-х. Так заканчивается спокойная жизнь этой обыкновенной пары. Криминальное продолжение высокодуховного интернет-хита «Содом и умора».
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.