Призрак Шекспира - [52]

— А почему бы и нет? Только ты как хочешь, а я до сих пор толком не пойму, почему Шекспир? Почему «Король Лир»?

Салунский примерил на свою взлохмаченных голову парик с плешью и длинными седыми волосами.

— Э-э, Николай, не паясничай, дорогой мой шут, все ты понимаешь. Хочет Петриченко, чтобы публика и критика уловили, что старая пьеса накладывается на наши нелепые дни. Вот и все.

— Ты думаешь, именно так воспримут люди? Но… Шекспир — не Кулиш, что ни говори…

— Вскрытие покажет, как шутят патологоанатомы.

В закулисном уголке скрипнул старый диван. Олег Гардеман проснулся, услышав где-то поблизости чьи-то тяжелые шаги. Вскочив на ноги, он тотчас взглянул на японские часы, купленные еще в студенческие годы на барахолке, которые бытовали тогда по всей Украине. Могло быть, что часы эти ворованные — слишком колоритный вид имел продавец с наколкой, просматриваемой сквозь тонкую ткань тенниски; а могло быть, что блатного вида верзила перепродавал партию зарубежной штамповки, приобретенной в Одессе у морячков за бесценок. Пожалуй, справедливой была первая версия, потому что вот уже лет десять часы работали безупречно, он только менял таблетку батарейку, питавшей электронную плату.

Было пять часов. Прежде чем поспешить в гримерку, Гардеман отправился искать администратора, чтобы напомнить о приглашенных им супругах Бобырь: не дай, Господи, придут и уйдут, несолоно хлебавши — тогда хоть беги на край света.

Голос администраторши Олег услышал издалека, звучал он из первой ложи и не предвещал ничего хорошего для того, кто его должен был слушать.

Гардеман увидел, как двое рабочих сцены выкатывают из ложи нечто похожее на старинную тумбочку на колесиках, а за ней появилась и администратор.

— К директору в кабинет, и не вздумайте открывать дверцу — все там записано!

— Что-то случилось? — спросил Олег и напустил на лицо одну из самых очаровательных своих улыбок.

Администратор, только что суровая и мрачная, как школьный завхоз, заулыбалась в ответ.

— Я помню, Олег, о твоих гостях. Ты, видимо, за этим забежал?

— И за этим, и за другим. Хотелось на вас посмотреть — вы сегодня как орхидея.

Взгляд Олега красноречиво прошелся по деталям пышной фигуры, и администратор сделала вид, что физически чувствует мужское внимание.

— Скажете такое, голубчик… Возьму и поверю твоим комплиментам — как быть одинокой женщине, а, не подскажешь?

Рискованно это было, но Олег решил доиграть сценку до конца.

— Одинокая женщина — это величайшая несправедливость природы.

Администратор шагнула вперед, и Гардеман с высоты своего роста увидел в вырезе блузки убедительные прелести, кажется, без доспехов цивилизации. Немного сконфуженный увиденным, Олег, однако, не смутился.

— Все-таки женщина лучшая из фантазий Творца, — сказал он, поднимая глаз.

— Фантазий? Ты, Олег, поэт. Женщины — существа из плоти и крови. Разве не знаешь? Это легко проверить.

Разговор становился опасно конкретным. «Ну и пусть, — подумал Гардеман. — Впрочем, я вольный казак, только ли и света, что в Нинином окошке? Натерпелся. Хватит».

— Только где? — пошел напролом. — Я квартирант; хозяева — люди высоких моральных принципов. И ты, кажется, при муже.

Администратор улыбнулась.

— Это точно. При.

Она пригладила воротник Олеговой рубашки.

— Если я правильно поняла, ты не против исправить несправедливость природы?

— Не против.

— Тогда я дам тебе адрес и телефон. Завтра.

«Где я буду завтра?» — подумал Олег, но одобрительно склонил голову. Он пошел в гримерку, примеряя уже другую маску, маску Эдгара: «Как поживаешь, брат Эдмунд? Какие важные думы ты думаешь?»

Полковник Пальченко подвоз жену к театру в начале шестого, пообещав не опаздывать на спектакль.

Новость, что с нею прибыл человек из столицы, была неожиданной и означала — в том случае, если подтвердится — полную перемену в их жизни с последствиями, которые невозможно было предусмотреть. Мужу предложили должность в генеральном штабе — большой рывок в его карьере, — и со дня на день должен прийти соответствующий приказ министра.

Пальченко не мог приберечь эту новость к вечеру, поэтому разыскал жену в скверике возле театра и привез домой.

— Понимаешь, Нина, генеральская должность, столица, перспективы!

Муж ходил по комнате, иногда немного смешно взмахивая в воздухе правой рукой.

— Конечно, это армия, что угодно может произойти: передумают, найдется кто-то другой, но надо быть готовым.

— Ты всегда готов, Сергей. Мне сложнее. Что я буду делать в Киеве?

— Как что? Там же полно театров. У тебя звания. Нечего голову ломать! Будешь и там на высоте!

— Это тебе так кажется. Театр не армия, здесь приказы не действуют. К тому же это только разговор, ты сам говоришь, что все может случиться.

Сергей Михайлович остановился посреди гостиной, посмотрел куда-то за окно. Нина тем временем пошла на кухню, чтобы разогреть мужу обед.

Она постаралась утром, чтобы ничто не навело Сергея на мысль, что она не ночевала дома: легкий беспорядок в спальне, халатик на спинке стула, тапочки, брошенные в прихожей, кастрюлька на плите.

Если действительно Сергея переведут, это для нее будет означать прыжок в неизвестность. Звание — да ничего оно не значит для столицы. Придется начинать с нуля, если смотреть правде в глаза. Она не хотела загодя спрашивать мужа о жилье — ведь еще ничего не ясно до конца, а сама себе думала: какое-то время поживу одна. Вчерашняя ночь вспомнилась ей во всех подробностях, и на секунду даже стало жалко мужа, который не выдерживал конкуренции.