Призрак Шекспира - [36]

Олег, как всегда, не называясь, просил перезвонить в дирекцию театра — это был такой нехитрый пароль. Довольно смешно звучала эта просьба в начале первого ночи, и Нина стерла все сообщения.

Все. Абсолютно все. Теперь она — Корнелия.

11

Поставить «Короля Лира» Петриченко-Черный мечтал давно, еще когда работал в Харькове, но не приходилось. И главный, Тимур Бреза, и актеры были «за», и отдел культуры не возражал, но какой-то столоначальник убедил министра, что Шекспиру сейчас не время, есть репертуар, более созвучен дню и эпохе, и идея была надолго похоронена.

Александр Иванович хорошо понимал, в какую телегу впрягается, начав работу над «Лиром». Ему было ясно, что просто вывести на сцену, украшенную декорациями дворцов, военных таборов и нищенских лачуг, актеров в нарядах британской и французской знати, в лохмотьях обездоленных и заставить их произносить монологи, вести диалоги — провальная затея.

В свое время, начиная путь режиссера, он был болен Шекспиром, перечитал десятки книг апологетов и критиков английского гения чуть ли не с восемнадцатого века.

Но когда дошло до дела, все те знания, текстологические исследования, подходы оракулов режиссерского искусства к материалу — от романтического до реалистического — оказались только лишним грузом. Так же ничего не давали восторженные отзывы об игре в «Лире» Эдмунда Кина-старшего или значительно ближе во времени Михоэлса — Александр Иванович имел на роль короля всего лишь Михаила Салунского, пусть и народного артиста, но не Ярвета. Однако ничто не останавливало Петриченко-Черного, это был какой-то приступ творческого безумия. Он решил создать на сцене далеко не первоклассного театра с не идеальной труппой спектакль, с которым смело можно было бы поехать даже на шекспировский фестиваль, спектакль, который заметила бы театральная критика высшего полета.

Тамару он посвятил в свой замысел еще тогда, когда она переехала к нему из Харькова. Третьякова не была в восторге от идеи мужа.

— Над тобой не смеются?

— Кто?

— А хоть бы коллеги. «Король Лир» — в этом театре?

— Посмотрим, — нахмурился муж.

Александра Ивановича вряд ли бы назвали идеалистом-романтиком, неким гоголевским Маниловым. Начиная работу, он отыскал в Москве знакомого еще с древних времен художника, который приобрел в российской столице славу почти гения, и попросил его подумать над «Лиром» для его маленького по масштабам вселенной, но амбициозного театра. Петриченко ждал согласия Стаса Петровского не только потому, что знал: Стас не отбоярится халтурой, придумает что-то неординарное, но и потому, что решение художника даст ему ключ к постановке. Он работал со Стасом раньше и знал, на что надеется.

Однако время шло, а от Стаса ничего не было слышно. На звонки не отвечал, на письма не реагировал. Петриченко не выдержал и отправился в Москву, чтобы поставить точку над «i»: рассчитывать на Стаса или искать другого. При этом хотел посмотреть в киноархиве, в Столпах, фильм Козинцева «Король Лир» с Ярветом в главной роли, а если кошелек выдержит, то и заказать копию. Пусть бы его актеры посмотрели, что и как умели их предшественники.

Квартира Стаса была в киношном доме, досталась она ему, как и все в Москве, не без проблем, за нее боролись и народные, и заслуженные артисты, хотя освободились квадратные метры по весьма печальному случаю: владелец, народный артист еще Советского Союза, умер одиноко.

Александр Иванович был у Стаса на новоселье. Петровский с женой и сыном-подростком сделали из заброшенной квартиры почти дворец, однако художник жаловался:

— Снится мне иногда бывший хозяин. Смотрит на меня, прищурив глаза, и улыбается. Почему? Что я ему сделал?

Давно все это было.

Александр Иванович подходил к дому, таща за собой дорожную сумку, и пытался вспомнить, какой именно подъезд ему нужен.

Навстречу шла совсем пожилая, считай, старая женщина, помогая себе палочкой, стандартной аптечной палкой, новой, даже наклейка с ценой или маркой производителя была на виду.

Петриченко узнал женщину. Неужели она? Неужели эта немощная, с обрюзгшим лицом старушенция — та красавица, которая покоряла сердца сотен тысяч зрителей на стадионах Союза? Она тогда сыграла в фильме Бондарчука и была нарасхват, тогда Александр едва уговорил ее на выгодное турне по стадионам крупных городов.

— Полина Максимовна! Добрый день!

Александр Иванович склонил голову перед угасшей звездой.

— Добрый, добрый… Вы меня знаете? Кто вы?

— Вы, наверное, забыли, кто я и что я, но, может, помните стадионы в Нижнем Новгороде, Саратове, Свердловске? Я там крутился, представлял из себя режиссера тех сборищ. Петриченко-Черный, тогда Александр, ныне — Иванович.

— Да, да… Помню, как же…

Было совершенно очевидно — это ложь во спасение, но Александр Иванович сделал вид, что принимает ее слова за чистую монету.

Полина Максимовна пошевелила губами вслед сказанным словам, а потом горько так сказала:

— С памятью у меня проблемы. Скоро не буду помнить, как меня саму зовут. Склероз, голубчик, болезнь счастливых идиотов.

— Скажете такое! Какой там склероз, до него дожить надо — лет до девяноста-ста.